Масштабная сага Фоллетта охватывает двадцать страшных лет, обескровивших мир в первой половине XX века. Книга начинается с усиления партии Гитлера, быстрого и тотального погружения Германии в нацистское государство, а завершается в 1949 году после первого испытания в СССР атомной бомбы.

Название книги скорее аллюзия на только зарождающуюся Холодную войну, а не на ужасы Второй мировой.

Как и в других своих романах Кен Фоллетт сплетает сюжетную канву среди узнаваемых исторических событий, пробуждая интерес к этим событиям, казалось бы незначительным, но непреложным в той цепи, что привела к войне.

Основные персонажи живут и принимают участие в историческом действе в Берлине, Лондоне, Нью-Йорке, Вашингтоне, Москве. В чём-то переменчивые и живые, в чём-то нарочито карикатурные, они связаны друг с другом через родство, давнюю дружбу, совместную работу или учёбу. Практически, выдуманные герои замещают собой некоторые реальные прототипы людей, повлиявших на политику Сильных мира всего.

Книга увлекает, и сложно оторваться от чтения, даже когда часы бьют полночь и веки слипаются друг с другом. Фоллетт безусловно талантливый писатель, но не бесстрастный и, увы, злоупотребляющий как литературными клише, так и негативными стереотипами.

Не обошлось и без пропаганды, оценочных суждений и одностороннего взгляда на факты. Читать книгу в нашей стране может и, наверняка, будет неприятно из-за плохо спрятанной русофобии. Причем, подчёркиваю, дело не только и не столько в коммунизме, а в образе «плохих русских», успешно укрепившемся у вчерашних союзников.

Можно половину книги разобрать на цитаты, чтобы убедиться, что автор показывает, оценивает, и высказывает суждения, за частую даже не устами героев, в которых видно, что есть простые люди, не всегда умные и последовательные, иногда подверженные зловредному влиянию и импульсу, но больше добрые и порядочные: американцы, англичане, испанцы, немцы, французы; есть русские - которые звери по определению. И даже иммигранты вырисованы сугубо циничными и жестокими людьми, которые признают только силу и власть денег.

Герои романа вслед за автором признают, что без СССР победа над фашистской Германией была бы немыслима, именно это побуждает некоторых немцев войти в контакт с советской разведкой и шпионить в пользу большевиков.

Если вначале нацисты показаны как неудержимое зло, готовое смести всё на своём пути, то ближе к середине книги акценты смещаются и вот мы уже видим перед собой страну, в которой живут автоматы по распитию водки, где каждый офицер слоняется по Кремлю, как у себя дома, где НКВД и ГРУ соревнуются в том, кто больше запытает, изнасилует и казнит невинных граждан, где люди не умеют вести себя за столом, не уважают ни старших, ни младших, где женщины, копающие траншеи отвлекаются от дела лишь для того, чтобы лопатами забить до смерти трусливо покидающего Москву военного начальника, а заодно вывалять в грязи все его вещи и затем подраться друг с другом за грязные и рваные сорочки.

Да, знай наших. Пока по личному распоряжению Берии, тайная полиция по вечерам ловит и насилует советских девушек, советская армия в Испании, призванная остановить генерала Франка, занята тем, что посылает в бой безоружных иностранных добровольцев, а сама расстреливает в тылк и своих солдат, и чужих. В то время, как ничего не подозревающие о зверствах, убийствах и концлагерях немцы почти по-джентльменски приближаются к Москве, оставляя за собой умеренные разрушения, коварные русские глупо и бессистемно заваливают телами каждую пядь земли, чтобы потом разрушить до основания всю Германию и поголовно изнасиловать всё женское население, причём не только арийское, но и полуживых, немытых, голодных еврейских узниц концлагерей, зачастую несовершеннолетних, у которых эсэсовцы не удосужились отобрать золотые кольца, но уж русские заберут.

Пока Америка с лицемерными сожалениями взрывает Хиросиму и Нагасаки, а Черчилль пытается выставить лейбористов и коммунистов единым целым с гестапо, выжившие берлинцы рассуждают о том, что ни разу не встречали никого, кто пострадал бы от руки француза, американца или англичанина, зато каждая женщина хотя бы раз была принесена в жертву похоти русского медведя, а кому повезло меньше - целой стае. И никто не сомневается, что если не предпринимать мер, СССР объявит войну всему миру и не замедлит перейти в наступление, дойдет до Атлантики, а там и до Тихого океана.

Вот такие печальные выводы. Я, конечно, понимаю, что пропаганда, она и в Африке пропаганда, и там где остроконечники называют тупоконечников лжецами, там тупоконечники называют остроконечников обманщиками, но хочется, чтобы литература, претендующая на историчность, была выше этого - бесстрастной, объективной, не личной.

Фоллетт в благодарностях тепло отзывается о своих консультантах по истории, и говорит спасибо тем, кто уберёг его от ошибок при описании Германии и войны, ведь он хотел достоверности. Но, к сожалению, другие страны не удостоились такой чести. Поэтому и герои, за вычетом некоторых личностных черт, похожи друг на друга и на осовремененный киношный образ раскрепощённого, развращённого и лицемерного общества, для которого нет ничего святого. Поэтому и русские дома ходят голыми, как эксцентричные кинозвезды, поэтому юные западные девушки ведут себя откровеннее проституток, а мужчины сплошь делятся на сомневающихся в себе тряпок и бессердечных семейных тиранов.

Страшно.

Символично, что во время поездки в США русский разведчик яснее ясного видит мир, гармонию и рай - никакой бедности, ни следа расизма, терпимость к иностранцам, короче - полная свобода и благополучие, и даже сельский и промышленный пейзаж в штатах краше нашего, ведь а СССР исключительно пустынный или наоборот хвойный унылый ландшафт Сибири, где, кстати, герой ни разу не был. Такие дела.

Но как ни однобоко смотреть на фашизм без Нюрнбергского процесса, рассказывать про благотворительность американских избирателей, без упоминания американского топлива, на котором летали немецкие самолеты, говорить о штурме Берлина, но забыть уничтоженный союзниками Дрезден, говорить о голоде в оккупации, но не знать о творившемся в блокадном Ленинграде, жалеть о том, что американскому десанту пришлось застрелить немецких солдат, стороживших важную переправу, но наплевать на жертв Сталинграда, говорить о евреях, но не показать печи Освенцима, так и сложно отрицать, что красная армия вовсе не была белой и пушистой, и часть которой мстила Германии, за все смерти, боль и унижения. И выдавать статью одного из реакционных журналистов за официальный приказ военного руководства о том, что давайте убивать всех и гадить на территории врага - это подлый, нечестный приём. И если уж лезть в архивы и обращаться к воспоминаниям очевидцев, то странно ограничиваться только теми, что говорят о жестокостях и насилии, но отмахиваться от тех, где говорят о спасении, помощи и сострадании. Только похоже без политики не обойтись, можно не интересоваться ею, зато она всегда интересуется тобой.

Я не знаю, что было бы хуже, принять текст, как личную позицию Кена Фоллетта или попытаться оправдать конформизм, без которого писателя могли бы заклеймить, как сочувствующего русским, коммуниста и террориста. Мы знаем как это работает по ту и эту сторону океана.

Я могу рассматривать эту книгу только как страшную сказку по мотивам реальных событий с вполне недвусмысленной авторской позицией. У неё нет ничего общего с произведениями Ремарка, Воннегута, Васильева или мемуарами Станислава Лема, книгами современников и очевидцев. За масштаб и литературный стиль ставлю высокую оценку, но за узколобость и спекуляцию на стереотипах снижаю на балл.

К сожалению «Зима мир» не способствует дружбе народов, если речь не про дружбу против единого врага. Из текста романа следует, что зима близко. Из жизни - лета мы не увидим, так как и до весны далеко.

@Alex Lion, какая жесть...