Рецензия на книгу «Вышли из леса две медведицы»

«Вышли из леса две медведицы» Меир Шалев

Книга короткая. Оказывается, не нужно много слов, чтобы заглянуть в бездну и обратиться к Небу, завязать крутым узлом житейское и невыразимое. Чтобы парой сотен страниц вскрыть столько бездонных тем и огромных потаённых пластов, нужны мощь и глубина Библии. И история в самом деле кажется ненаписанной главой Библии. Ещё одной. Такой же, как многие библейские истории, обжигающей, странной, страшной, несправедливой и впечатывающейся в память, в сердце, в мозг. Об этой истории, раз услышав, не забудешь, всё будешь думать — что это было? Зачем это было? Кто приходил на землю?
Кто?..
А "глава" притворяется женским разговором за жизнь, и рассказчица Рут не очень-то умеет говорить и пересыпает свою речь неудачными шутками. Но мало-помалу исчезает куда-то балагурство Рут, и доносится из недр земли мощный гул, и Небеса отверзаются и проливаются огненными ливнями, и возмездие падает на прОклятый род, и в разговорный стиль вплетается ритм чеканной библейской поэзии, — а потом безо всяких спецэффектов вновь мы оказываемся в комнатке сельского дома, где маленькая смешливая женщина рассказывает историю своей семьи и своих соседей.
Вот так нам и поведают историю о роке, возмездии и судьбе. В этой фразе каждое слово хочется написать с большой буквы, но это было бы не в стиле Шалева: бездны у него есть, пафоса — нет. Слов "рок" или "Бог" никто в этой книге всуе не произносит: болтать тут незачем. Герои этой истории о высших силах не рассуждают и даже не думают: они с ними взаимодействуют.
А много говорить — не любят.
Один вообще молчит несколько лет, как не окаменевший соляной столп. Двигается, работает, но — не говорит. Никогда. Ни слова. Так надо.
В этой книге история о роке и возмездии переплетается с историей семьи. И в этой истории семьи — рода Тавори — очень важно то, что это евреи, живущие в Израиле. Они вернулись на свою землю и сразу вросли в неё, во всех смыслах, включая мифологический пласт: присутствие Бога они ощущают так же явственно, как те их предки, которые разговаривали с Богом, боролись с Его ангелами, сидели за столом с Его Сыном. Впрочем, нет: тут Бог как был ветхозаветным, так им и остался. И дыхание Его порой обжигает. Он с людьми не благостен. Он несёт возмездие, которое можно принять или не принять, не смириться. Но не понять, откуда и почему тянутся линии судьбы, — нельзя.
Интересно при этом, что герои книги не религиозны. Никого из них мы не видим за молитвой или в храме. Им незачем призывать высшие силы: эти силы тут, рядом. Есть же анекдот, что из Израиля Богу можно позвонить, причём недорого, потому что тарифы местные. Анекдот этот, вернее, намёк на него, вполне мог бы прозвучать в "медведицах", потому что люди тут настолько сжились с присутствием высших сил, что и пошутить с ними могли бы запросто. Нет в них богобоязненности, так уж устроены.
И когда случается одна большая беда, трагедия, у женщины, совершенно не склонной в этот момент шутить, само собой вырывается обращённое к Богу: "Опять эти Твои штучки?"
А ведь она сразу поняла, кожей почувствовала, что случилось, хотя и не знала тогда ту историю — о прошлом своего рода.
Ни в прошлом, ни в настоящем персонажи Шалева ни имеют малейшего сходства с классическими евреями мировой литературы, слабыми телом интеллектуалами, всегда готовыми стать жертвами. Они вернулись на свою землю, к своим корням — и детали паззла спустя две тысячи лет легли на свои места: это всё те же иудеи, воины и земледельцы, которыми полны страницы Библии. Вот и мужчины из рода Тавори — воины и земледельцы.
Ещё в начале ХХ века прародитель Тавори, тонко уловив свершившуюся перемену и став отцом, сказал: "Хватит с нас этих Мошеле..." И своим сыновьям, которых у него родилось трое, дал имена, в переводе означающие — Лев, Медведь и Волк. Арье, Дов и Зеев.
И они выросли достойными своих имён. Никаких "Мошеле".
Да, всё-таки всё у этих евреев не так, как у других. Мир сегодня живёт в городах, горбится над компьютерами, а эти вот — крестьяне. Тут как-то глава семейства однажды заводит разговор о своей оливковой роще, которой владел ещё в те времена, когда туда можно было ездить только верхом, и он ездил, — ну, а теперь ходит пешком. С посохом. Нет, он это не специально: ещё недавно он ездил в свою рощу вполне по-человечески, на джипе, но после того, как устроил ДТП, настаивая на том, что его деревенская дорога — главная, права у дедушки отобрали, и вот, пришлось вернуться к более древним способам передвижения по земле.
Или вот, весь мир сегодня увлекается пацифизмом, толерантностью и беззащитностью, а Тавори — воины, и их соседи — тоже, и в каждом сельском доме есть оружие, и не просто так, для реквизита, там лежит.
А муж Рут Эйтан не просто воин: он, можно сказать, следопыт. Он эту землю, в разлуке с которой его предки прожили шут знает где тысячи лет, не просто знает — он её чувствует. Он умеет выжить в пустыне, умеет стать незаметным на почти открытой местности, он знает, какой камень переворачивали, какой — нет. Он умеет развести костёр почти без дров. Ему это всё нужно и интересно, и это не просто игра, хотя отчасти, конечно, игра — как же взрослому мальчишке не играть в войну. Но всё же он живёт в воюющей стране.
Хотя это история совсем не о войнах современного Израиля. Арабы тут появляются ненадолго, в качестве соседей и друзей, и опять что-то древнее, очень древнее мелькнёт в этом: соседние племена, с которыми можно дружить, можно воевать... Всё это уже когда-то было, давно...
А Эйтану все его навыки, которым он уже начал обучать маленького сына, пригодятся, когда придёт время мстить.
Да, в этой истории много мести. Много смертей. В ней без лишних пояснений видна рука рока, в ней одно убийство искупается другим убийством, а месть помогает живому мертвецу вернуться к жизни. В этой истории целых два убитых ребёнка, и смерть одного жутко связана со смертью другого: жутко — потому что никакой связи нет (там — убийство, тут — несчастный случай, да и сколько лет прошло), но никому, даже самым глупым, не надо объяснять, что связь эта есть, и такая же очевидная, как связь между громом и молнией.
В этой истории в обычных людях порой просверкивают черты то Самсона, движением плеча обрушившего храм на филистимлян, то прекрасного Иосифа, то Авраама, то могучего Иеффая, погубившего своё любимое дитя. Но эти имена вслух не называются: если читатель почувствовал эту связь, то — молодец, а если нет — значит, может, её и не было, так, почудилось.
Но кое-что всё же невозможно не заметить. Например, хотя действие происходит в наши дни, большинство смертей какие-то нарочито несовременные: такие могли бы случиться и во времена Давида и Соломона. Одного кусает змея, другую бестрепетно и безжалостно уморили голодом, одного убивают ударом камня по голове, а нескольких других "Самсон" душит голыми руками. Тут даже способ прятать трупы какой-то допотопный, и занятно, что знают его и преступники, и честные люди. Надо бросить тело в сухой колодец (вот такой, как тот, в который братья бросали Иосифа), завалить камнями, а сверху положить мёртвое животное, будто оно туда упало и сломало шею. Кто почувствует запах — подумает, что это животное.
И одно несчастное животное в течение двух дней три раза вынут из колодца, чтобы подложить под него нового мертвеца. Но волноваться не надо, это нога — у кого надо нога: эти покойники все — бандиты, о них не надо переживать.
А вот честные люди порой оказываются совсем не тем, чем кажутся. Патриарх и герой оборачивается вдруг убийцей, и страшным убийцей. Оставаясь при этом патриархом. Причём по-своему, в своих собственных координатах, он в своём преступлении был прав: в своих глазах он не зло творил, а вершил правосудие, без которого не мог жить.
Вот только жертва была невинна, и он знал, что она невинна.
А рок долго ждал момента, чтобы нанести удар, не спешил. Рок не забыл о невинной жертве. Тут вообще не надо надеяться, что кто-то чего-то не заметит, что-то простит, не разглядит, забудет... Здесь грехи не замаливают, за них платят. Вот и убийца спокойно ждёт расплаты, готовый ответить за свой грех. Не молится о прощении, просто ждёт, зная за собой вину. Но он не знает, с какой стороны рок нанесёт свой удар... В какой чудовищно тугой жгут заплетутся судьбы.
И всё это, все эти смерти — лишь часть истории. Одна часть. А другая часть — это жизнь. В этой жизни очень много солнца, страсти, любви (и история любви тут приобретает сама собой оттенок Песни Песней). В этой истории — одной из прекраснейших историй любви в искусстве — много нежности, много юмора, много счастья, и есть самый настоящий Прекрасный принц, которому позже предстоит стать заколдованным. И расколдует его не поцелуй красавицы, а убийство, за которое ему надо будет отомстить.
В этой истории есть дружба, братство, чувство родства с землёй, есть чудеса. Простые, обыкновенные: например, дедушка — тот, что с посохом, — любил собирать семена диких цветов. Была в его высеченной из камня душе такая вот нежная страсть: любил цветы, знал их, умел выращивать. И однажды в возрасте вполне библейском, почти столетнем, он умер на дальней прогулке в русле пересохшего ручья. И когда он упал, собранные им семена цветов выпали из его кармана — и следующей весной проросли. Цветником посреди пустыни.
Заканчивается эта история будущим. Будущим, освободившимся от рока. Оно ещё не пришло, но, может быть, его дыхание уже рядом. Люди снова начинают улыбаться и шутить.
И шутки у них порой удивительные, ими можно дотронуться до глубокого прошлого: в землях с древней историей это случается. Вот муж говорит жене-зануде: "Пережили деда, переживём и тебя". А оригинал этой фразы звучит так: "Пережили фараона, переживём и это".
И они переживут. Очистившись от проклятия, исцелившись от горя, — выживут. И станут дальше возделывать свой сад.