Рецензия Mikle Pro на книгу «Острие бритвы»

«Острие бритвы» Сомерсет Моэм

Временной интервал между изданиями «Луна и грош» (1919) и «Острие бритвы» (1944) достаточно велик, однако между ними нащупывается целый ряд общих черт, обозначив которые можно получить более четкую картину, пускай и не всего творчества писателя, но хотя бы одной его составной части. Об этом сходстве косвенно упоминает и сам автор во вступительной главе к «Острию бритвы», где делает отсылку к роману 1919 года, сравнивая принципы подхода к написанию настоящего романа с предыдущим.
Если «Луну и грош» Моэм посвятил биографии Поля Гогена (по роману Чарльз Стрикленд), в котором для наиболее широкого раскрытия характера, «пользуясь правом писателя на вымысел», «сочинил целый ряд эпизодов», то в «Острие бритвы» он постарался отобразить своего нового героя Ларри Даррела (на этот раз читателю неизвестно имя прообраза) таким, каким он его сам знал при жизни. Не пуская столь ретиво, как прежде, в ход художественную фантазию для компенсации пространных пробелов в его жизнеописании.
«Я хочу писать только о том, что мне доподлинно известно».
Как итог, «Острие бритвы» вышло не столь трагическое, связное и оттого менее захватывающее, нежели «Луна и грош», но в нем тоже есть свое очарование. Мне нравится, что здесь Моэм пишет как-то по-особенному искренне и непосредственно. Что попеременно ведет диалог с читателем. Что внимание не так ревностно сосредоточено на протагонисте, как в предыдущей работе. Что увеличена глубина резкости, ближе и четче охватывающая судьбы второстепенных персонажей. Они как раз и заполнили имеющиеся пустоты в биографии Даррела. Придали роману дополнительных пестрых стежков и новых оттенков.
Так что обвинить автора во «вторичности» было бы несправедливо.
Но суть остается та же: и в первом и во втором случае мы имеем дело с посвящением реальному человеку, с которым Моэм знался лично, ставшим для него источником вдохновения. В обоих случаях рассказчиком является посторонний наблюдатель, которого можно смело приравнять к личности писателя. Здесь он и не пытается скрыться за маской «лирического героя». Свою фамилию в отличие от остальных персонажей он даже не стал изменять.
При всем различии характеров и судеб этих двух уникальных людей, их явственно объединяет общее начало. Это бунт против общественных ценностей и стереотипов. Бунт во имя достижения поставленной цели. Причем бунт не социальный, а исключительно духовный. Такой же, какой разрождается в сердцах религиозных отшельников, решивших уйти из суетного мира в безлюдные места.
Оба героя жили в цивилизованном мире, покорно следуя по отшлифованным дорожкам буржуазного благополучия, где ничто не предвещало никаких житейских бурь. Оба пошли наперекор окружению и общепринятым устоям. Оба сыграли ва-банк, в одночасье пожертвовав всем, что у них было: семьей, друзьями и материальным благополучием, опустившись до бедственного состояния ради того, чтобы посвятить свою жизнь тому, чего они хотят.
Но если Стрикленд отдал себя живописи, то герой «Острия бритвы» кинулся в неизведанное, на поиски ответов на извечные вопросы человечества об Истине, Боге и смысле жизни.
Герои Моэма – это социопаты. Он ими восхищается и не пытается осудить за те причуды, которые общество принимало в штыки. Бурный интерес писателя к подобного рода личностям вполне объясним. В детстве Моэм тоже по-своему не вписался в свое окружение, что, бесспорно, роднит его со своими героями. Он быстро осиротел и воспитывался в черствой семье своего дяди. В детстве его обучили французскому языку и, живя в Англии, он плохо говорил по-английски. Он рано стал заикаться, был очень низкорослый, застенчивый и слабый здоровьем. Все это пагубно сказывалось при нахождении общего языка со сверстниками. Помимо всего прочего, Моэм был бисексуалом, что построило дополнительный барьер с окружающими.
«…я инстинктивно сторонился людей, что мешало мне с ними сходиться".
При этом поразительно, что подобный букет из физиологических недостатков и угнетающей атмосферы не сделали из него вызывающего циника наподобие Уайльда или морализатора каким был старик Диккенс (не подумайте, что я пытаюсь в чем-то их попрекнуть). Моэм хоть и тонко иронизирует над буржуазным снобизмом элитарного общества, поощряя своих неоднозначных героев-одиночек, в его прозе нет обличительства, надрывного противопоставления двух полюсов, между которых пролегала бы жирная разделительная полоса, по одну сторону которой скрывается добродетель, а по другую – обнажается порок. Моэм – писатель тонкий и деликатный: его ирония едва уловима, а восхищение очень дозировано и осторожно.
Его классические произведения отличаются воздушной, прозрачной легкостью, которая позволяет воспринимать их как беллетристику в самом хорошем смысле этого слова. Здесь он выдерживает идеальный баланс. Противник выспренности и нарочитого усложнения грамматических форм, он смог сделать идеальную корреляцию между двумя, казалось бы, взаимоисключающими величинами. Сокрушать интеллектом небогатую эрудицию рядового читателя никогда не стоит в его задачах, хотя за ним чувствуется довольно богатый запас знаний и умений, которыми он мог бы при желании воспользоваться.
Напротив, Моэм извечно приветлив и искренен перед читателем. Я бы даже сказал, заботлив. Он заинтересован в том, чтобы его произведения было интересно читать, что никак не отражается на качестве исполнения.
Он прекрасно умеет рассказывать историю. Пускай она будет без претензий на гениальность, оригинальность или интеллектуальность, но он знает, как ее правильно подать. Моэм – это писатель-архитектор. Помимо гуманитарной стороны вдохновения, он никогда не забывает о стороне технической. За кажущейся композиционной небрежностью «Острия бритвы», отчетливо видна стройная и цельная структура произведения. Он не жульничает, не халтурит, всегда играет честно и по правилам. Поэтому с ним и интересно вести читательскую игру.
Так что, дорогой мой Уильям Сомерсет Моэм, еще увидимся. С вами приятно иметь дело!