Из рассказа Михаила Кураева "Разрешите проявить зрелость..."

Где-то в Советском Союзе на госэкзамене:
Доглатов чуть отступил от стола, где двухъярусным белым веером были разложены билеты, взглянул мельком в свой и повторил:

— Я готов. — И в этом “я готов” можно было услышать: “Я-то готов, но если не готовы меня слушать вы, то могу и подождать, а так — извольте!”

Нет, не зря мы все-таки пять лет ходили в театральный институт, хоть и не на актерское отделение, интонацией и мы могли сказать куда больше, чем двумя короткими словами.

Иван Васильевич обвел вопрошающим взглядом многолюдную в час начала ответственной и почетной работы Госкомиссию и, собрав благосклонные кивки, дававшие ему полномочия произнести окончательное решение, произнес с отеческой укоризной:

— Мы бы советовали вам, товарищ Доглатов, не спешить, но отвечать без подготовки — ваше право.

— Если можно? — со светской учтивостью сказал Доглатов.
Иван Васильевич молча указал ему на стул, стоявший перед широким столом Госкомиссии.

— Первый вопрос, — не дожидаясь предложения начать, объявил Доглатов. Та скороговорка, которой он это проговорил, и то, как он сел на стул, почти на краешек, выдавали в нем человека спешащего, которому некогда рассиживаться, если речь идет об исполнении простых, но необходимых формальностей. — “Диктатура пролетариата на современном этапе развития социализма”, — все той же скороговоркой произнес Доглатов, как пробует легкими пальцами пианист-виртуоз свой инструмент перед тем, как вложить весь свой гений в первый аккорд.

— Пожалуйста, мы готовы слушать, — успел вставить Иван Васильевич, забыв на мгновение, что главный-то все же Скоробогатов, а не он. Но Председатель Госкомиссии, служивший еще в Императорских театрах, чтобы обозначить свое участие в проверке глубины марксистских знаний, поощрительно кивнул седенькой головой.

— Как известно, — в ту же секунду выпалил Доглатов, — на современном этапе развития социализма диктатура пролетариата отмирает.

— Что-о-о? — раздалось под сводами великолепного тенцевального зала, где вершилось испытание идейной зрелости. Стены в зале были покрыты зеркалами, отражавшими, в свою очередь, огромные зеркальные окна, за которыми на другой стороне Моховой был ТЮЗ.

Я поднял глаза от своих бумажек, и мне показалось, что грузная основополагающая фигура добрейшего Ивана Васильевича противу законов физики, и аэродинамики в особенности, просто зависла над стулом.

Доглатов не моргнул глазом, и неморгающий глаз обратил прямо к Ивану Васильевичу.

Мы все-таки заканчивали театральный институт!

— Как известно, — Доглатов сделал паузу, чтобы удостовериться, слышит ли, понимает ли его Иван Васильевич, не расслышавший и не понявший в первый раз, — как известно, диктатура пролетариата... на современном этапе... развития социализма... — Доглатов говорил так, будто бы диктовал, и любой член Госкомиссии мог без напряжения за ним записывать его ответ: ...на современном этапе... развития социализма... крепнет.

— Что-о-о?! — Иван Васильевич приподнялся над стулом еще выше.

Члены Госкомиссии, в подавляющем большинстве своем, а уж председатель особенно, смутно представляли себе судьбы диктатуры пролетариата на современном этапе развития и потому тут же украсили свои лица выражениями какой-то рассеянности, чтобы, не приведи господь, Иван Васильевич не привлек их для внесения ясности в вопрос, где оба противоположных ответа не годятся.

Иван Васильевич не заметил замешательства в своем стане, поскольку ни в чьей помощи не нуждался, и готов был один на один сойтись с любым оппортунистом.

— Я же сказал, — уже совсем другим голосом, лишь хранящим приметы былой уверенности, проговорил Доглатов: от-ми-ра-ет...

Иван Васильевич взял себя в руки, утвердился на стуле и от возглашений воздержался, он только молча помотал своей зарозовевшей от шеи до лысины головой, и жестом и цветом подавая сигнал опасности.

— Креп-нет... — с надеждой сказал Доглатов.

Иван Васильевич покраснел еще гуще и так же неумолимо отмел предлагаемую точку зрения мотанием головы, как лошадь отмахивается от чуждой ей мухи.

— Отмирает? — уже явно вопросительно сказал Доглатов.

И снова Иван Васильевич отверг неприемлемое предложение.

— И не крепнет? — в голосе Доглатова уже звучало любопытство, обнаруживавшее жажду знаний.

Иван Васильевич был истинным педагогом и проповедником. Видя жаждущего, он не мог не напоить его спасительной влагой окончательного знания.

— На современном этапе развития социализма, товарищ Доглатов, диктатура пролетариата... — и здесь рука жреца привычно вознеслась ввысь. Мы уже подумали, что опять пришла пора невезучему пролетариату вместе с его диктатурой лечь между молотом и наковальней, да не тут-то было. Выпростав вперед указательный палец, Иван Васильевич ткнул воздух в направлении ответчика и сообщил: — приобретает... новые... формы!

Нет, мы не зря учились в театральном институте.

— Вы совершенно правы, Иван Васильевич, — подтвердил Доглатов. — На современном этапе диктатура пролетариата действительно приобретает все новые и новые формы. Например, народная демократия, которую мы можем наблюдать в странах социалистического лагеря, — не что иное, как одна из современных форм диктатуры пролетариата...

Госкомиссия сбросила рассеянное выражение со своих чуть ли не перепуганных лиц и с неподдельным интересом стала внимать рассказу о чудесных преображениях диктатуры пролетариата.

Прямой эфир

Все книги

Реклама на проекте

Поддержка проекта BookMix.ru

Что это такое?