Таруса помнит Вас, Марина

                                  «Ты — рвущийся из душной кожи лотос.» (Б.Ахмадуллина)

Дорогая и удивительная Марина Ивановна! Наконец-то моё давнее желание – побывать в Вашей заветной Тарусе – исполнилось. Правда, не самое лучшее время случилось для этого посещения, но ничто не помешало ощутить Ваше вечное присутствие здесь. Всё дышит Вашим облачным прикосновением к этому дивному месту начиная с набережной Оки, где Вы из далёкой молодости выбежали босиком по прибрежной росе с веточкой рябины-калины на груди и, замерев в лучах встающего солнца, приветствуете прохожих.

«Какая зелень глаз вам свойственна, однако…
И тьмы подошв — такой травы не изомнут.
С откоса на Оку вы глянули когда-то:
на дне Оки лежит и смотрит изумруд.

Какая зелень глаз вам свойственна, однако…» (Б. Ахмадуллина).

Так хочется вглядеться в Ваши глаза и вспомнить мою первую встречу с Вами. В ней тоже присутствовал изумруд, но другой реки, зелёной лентой, спускающейся с отрогов Северного Урала. В поезде «Воркута – Лабытнанги» я познакомилась с писателем из Казани, подарившим мне небольшой сборник стихов в сереньком невзрачном переплёте. С ошеломившим меня содержанием. Это были Ваши стихи, Марина. Это была самая первая дань Советской России Вам. С тех пор я не расстаюсь с Вами. С тех пор прозрачно-зелёная река стала для меня Вашим символом.

И вот долгожданная встреча в Тарусе. Пройти по Вашим следам, подышать тем воздухом, что радовал и питал Вас. Услышать в звоне осенних листьев тот звон колоколов, что слышался Вам когда-то. «Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья, Я родилась. Спорили сотни Колоколов. День был субботний:
Иоанн Богослов».

И, конечно, где же, как не в любимой Вами Тарусе, уловить то состояние души, обрекавшее Вас на отливы и приливы. Прикоснуться к ручке двери, которую открывали когда-то Вы, постоять под той бузиной, о которой Вы грезили в неприютном Париже. И, конечно, припоминая попутно Ваши строки. Ну какая же прогулка по Тарусе без Ваших слов.

Самовар, отшумевший заглох;
Погружается дом в полутьму.
Мне счастья не надо, — ему
Отдай мое счастье, Бог!

Ах, золотые деньки! Как далеки они. Боже! Господи, как далеки!

Вы не правы, Марина, они становились далёкими всего лишь тогда, когда Вы временно покидали Тарусу. Но теперь Вы вернулись сюда навсегда, и вернулись Ваши те, неповторимые, дни. Ах, как многие пытаются их повторить и прожить вместе с Вами, если бы Вы только знали.

Таруса,
Пусть
Утраты грусть
Не омрачит воспоминанье.
Я чувствую сквозь расстоянье:
Та Русь. (С. Островский)

Как будто проживая вместе с Вами Ваши счастливые мгновения, они продлевают свою очарованность волшебства, подаренного Вами, и тогда вдох-выдох становится подобен Вашему ритму, а замеревшая вдруг тишина даёт услышать улетающие Ваши рифмы. А поданный к чаю цветаевский пирог открывает второе дыхание.

Дом Вашего деда в Тарусе живёт и наполнен голосами Вашей семьи. В эти дни он готовился к выставке художников, сумевших рассказать о Вас, Марина, совершенно неожиданным образом. Хроника Вашего пути в почти плакатном рассказе и керамических картинах. Мне думается, что Вам бы они понравились.

Как бы то ни было, Марина, но Вы, поселившись теперь навсегда в Тарусе, стали ещё и естественным миром той русской поэзии, который не просто «черёд Вашим стихам», но и неисчерпаемый пласт магических свойств Вашего слова.

Напрасно Вы утверждаете, что сочинительство – это ремесло, овладеть которым помогают ответственность и дисциплина, не ждущие вдохновения. Вероятно, потому что Вы были всегда переполнены теми, не зримыми для других, образами, которые требовали лишь Вашей огранки за Вашим столом и были не подвластны больше никому. Что и доказывает Ваша статья «Что такое искусство».

«Поэт! поэт! Самый одушевленный и как часто — может быть именно одушевленностью своей — самый неодухотворенный предмет!)

Брала истлевшие листы

И странно так на них глядела,

Как души смотрят с высоты

На ими брошенное тело.

Так я когда-нибудь буду,

нет, так я уже, порой, гляжу на свои стихи…»

Как будто слышится в этом некое противоречие. Но, вполне возможно, улавливает его лишь формальный взгляд сверху (не изнутри) обделённого духом читателя.

- «Как я, поэт, т. е. человек сути вещей, могу обольститься формой? Обольщусь сутью, форма сама придет»

- «Чем рассказывать мне, что в данной вещи хотела дать — я, лучше покажи мне, что сумел от нее взять — ты.»

В этом мне хочется согласиться с Вами. Более того я благодарна Вам, неповторимая Марина Ивановна, что Вы помогли мне услышать невидимую грань между написанным и воспроизведённым словом. Казалось бы, она не существует. Но вот читаю Ваше эссе «Два «Лесных царя»» и блеск озарения – я никогда до этого не понимала балладу так. Какая удивительная тонкость между духом оригинала и перевода. Каким непостижимым образом Вы уловили её. И Вы, вернув к внимательному чтению оригинала, позволили ощутить радость открытия: романтика перевода уберегала читателя от трагической мистики оригинала. Не могу удержаться процитировать эти строки:

«вся вещь Жуковского на пороге жизни и сна.

Видение Гёте целиком жизнь или целиком сон, все равно, как это называется, раз одно страшнее другого, и дело не в названии, а в захвате дыхания».

Вы умели увидеть, в какой плен может захватить не так сказанное и не так понятое слово.

А ещё меня восхищает в Вас, Марина, что Вы умели ценить талант в других без зависти и предубеждения с высокой мерой любви и почтения. И как совершеннейший образец такого отношения - Ваше эссе о Максимилиане Волошине «Живое о живом». В нём очень много чуть ли не мифических фактов, открывающих Волошина как поразительную личность. Одна история Черубины де Габриак как захватывающая легенда о Золушке, сотворённая Волошиным, наполнена Вами как торжество живой, не салонной красоты. Ваша дружба – пример того, как много могут дать друг другу люди, настроенные на единую «мироубежденность, не мировоззрение, а миротворчество».

«Марина! Никогда не употребляй слово «подлинное». – «Почему? Потому что похоже на подлое?» – «Оно и есть подлое. Во-первых, не подлинное, а подлинное, подлинная правда, та правда, которая под линьками, а линьки — те ремни, которые палач вырезает из спины жертв, добиваясь признания, лжепризнания. Подлинная правда – правда застенка».

Не верю тем словам, которыми Вас ругали, упрекая в гордыне и заносчивости. Я верю Вашим стихам, в них нельзя солгать. Да, Вы были разной, Марина. Но всегда вдохновенной и откликавшейся на вдохновенность в других. Готовой на жертвенность. «Живу — никто не нужен! Взошел — ночей не сплю. Согреть чужому ужин — Жилье свое спалю!»

Ваши стихи впитывали Ваше время через личное ощущение его. Оттого и строки Ваши вонзаются всей болью пережитого Вами. И верьте, они проникают ко многим, открывая Вас через сокрытое время незнания.

О многом бы ещё хотелось поговорить с Вами, о том, чему училась я у Вас, чему учусь, как часто открываю томики Ваших стихов, как радуюсь, когда нахожу тех, кому так же близки и дороги Ваши стихи. А больше всего я рада, что сбылось Ваше желание, высказанное в рассказе «Хлыстовки», что на слова Кирилловн «Каждому своя судьба. Она и так наша будет, – гостья наша мечтанная, дочка мысленная...» нашёлся отчаянный студент Сеня Островский, добравшийся чуть ли не пешком до Тарусы из Киева, чтобы поставить заветный камень.

И Вы знаете, Марина, этот камень стал символом Тарусы. Желания, если они не отторжимы от любви их питающей, неподвластны запретам времени и сбываются. Вспомним ещё раз как некий наказ для Вашего упокоения тихие слова надежды быть услышанными потомками:

«Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в наших местах земляника.

Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уж нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили, с тарусской каменоломни, камень:

Здесь хотела бы лежать

МАРИНА ЦВЕТАЕВА»

Он есть, и светится любовью Ваших почитателей, разорвавших пелену забвения, которой Вы были когда-то окутаны.

Присоединяюсь к этому пылкому доказательству любви к Вам,

Неизменно Ваша читательница.


Как здорово получилось, Люда 👍 Очень проникновенно.

Спасибо, очень хочется, чтобы у Цветаевой увеличилось число читателей.

@sibirjachka, мне кажется, у Цветаевой много читателей ) Это же Цветаева 🤗

Если судить по числу приезжающих в Тарусу на её день рождения, то, да. Но я в то же время очень часто сталкиваюсь с читателями (вполне просвещёнными), которые не прочь и пасквиль на неё написать.

@sibirjachka, о, ну это с любым писателем так, Люда. У нас даже классиков не стесняются грязью поливать, таких людей не исправишь. 

К большому сожалению.

Ваше сообщение по теме: