Путеводитель по России от Николая Семёновича Лескова

Относиться к основной идее «Очарованного странника» - пути к Богу – можно по-разному. Не признавать, например, её. Как получилось у меня в рецензии «Чем же этот странник очарован?»

Но отрицать, что Лесков мастерски показал нутро России 19 века, не возьмется, думаю, ни один читатель. Николай Семенович тонко, небольшими мазками, не акцентируя, окунул нас в атмосферу русской жизни с её крепостными и православными традициями, влиянием восточных народов, раскрыл перед нами мужицкую душу и его практичную философию.

Мужик – существо простое, но со своими понятиями.

Жизнь его тёмная и беспросветная, такая не нужна вовсе, но он не может даже подумать, чтобы лишить себя её. По крайней мере без позволения. И дюже удивляется тому, кто решился на такое:

«…а потом как запил…что совсем с ума сошел и послал такую просьбу, чтобы его лучше как можно скорее велели «расстрелять или в солдаты отдать, а за неспособностью повесить»… только он всё равно этой резолюции не дождался: самовольно повесился.»

А вот если смерть сама находит, убьёт, например, кто, тогда можно сказать, что свезло мужику:

«…Да и чем… тебе теперь худо? Умер ты, и всё кончено.

…это, действительно, так, и я тебе очень за это благодарен…»

Вот потому, что жизнь свою мужик не особо ценил, а зачастую избавиться от нее хотел, не заглядывал он далеко, не строил планы. Жил, как живется. Оттого Иван Флягин, герой Лескова, хоть и понимал, что ни к чему хорошему его побег с цыганом или с татарами не приведёт, он шёл за ними – какая разница, где пропадать.

Главный герой был наделён замечательным даром – он чувствовал лошадей, и откуда-то изнутри к нему приходило знание о них. Через эту призму Лесков очень органично вплёл в рассказ пропасть занятных лошадиных подробностей, которые вроде бы не дают полной картины, но несомненно возбуждают воображение читателя, вызывают интерес и понуждают искать в иных источниках дополнительную информацию.

«Лошади были жестокие, не то что нынешние какие-нибудь кавалерийские, что для офицеров берут. Мы этих офицерских кофишенкамизвали потому, что на них нет никакого удовольствия ехать, так как на них офицеры даже могут сидеть…»

Всего пара предложений, а сколько всего! Кофишенк – специальный человек, заведующий кофе и чаем в барских домах, кофишенская – отдельная от кухни комната, где хранились эти драгоценные продукты, чтобы никакой посторонний запах еды не пропитал их. Почему покладистые лошади были названы так? То ли мужики ничего не понимали в кофе: какое удовольствие от эдакой горечи? То ли потому, что кофишенки сильно разбавляли напиток, оставшийся от господ, чтобы самим «полакомиться». А эта бурда – совсем не тот благородный и крепкий напиток.

А какое скрытое презрение к офицерам сквозит в этих словах! Кто бы мог подумать, что военные, обучающиеся верховой езде с раннего детства, на самом деле ничего не стоят в глазах мужиков, занимающихся лошадьми.

И как эти милые создания могут быть жестокими? Конечно, каждый хоть раз видел, слышал, читал о диких мустангах, пойманных в прериях и ценой головы объезженных в пляске укрощения. Но представить себе, что конь будет специально откусывать наезднику колено, превращая его в глубокого инвалида, а то и смертника?

Догадываетесь, каких лошадей Иван называл астрономами?

«…но один из них, подлец, с астрономией был – как только его сильно потянешь, он сейчас голову кверху дерет и, прах его знает куда, на небо созерцает. Эти астрономы в корню – нет их хуже…»

Таким же макаром Лесков погружает читателя в традиции, нравы и кочевую жизнь татар: диалогами, нытьем и стенаньями Ивана, незначительными подробностями. Но в итоге ярко выстраивается в воображении этот жестокий мир, не знающий жалости и покоя, передвигающийся за лошадьми на много сотен вёрст. До сих пор понять не могу, зачем татарам был нужен русский мужик. Лошадей пользовать? Разве сами они, имея многовековой опыт, не могли справиться? Вживили ему в пятки конский волос, чтобы не мог он бежать, да дали кучу жён, кормили, поили. Интересное сочетание практичной жестокости и заботы.

«… тебе, Иван, самому трудно быть, тебе ни воды принесть, ни что прочее для себя сготовить неловко. Бери… себе теперь Наташу, - мы тебе хорошую Наташу дадим, какую хочешь выбирай.

- Что мне их выбирать: одна в них во всех польза. Давайте какую попало.»

В этом вся философия мужика: какая разница, с кем жить, от кого детей рожать, все равно помирать.

Почему имя Наташа они выбрали, интересно… Ведь до сих пор оно используется, чтобы идентифицировать славянку.

«У них все: если взрослый русский человек – так Иван, а женщина – Наташа, а мальчиков они Кольками кличут, так и моих жён, хоть они и татарки были, но по мне их уже все русскими числили и Наташками звали, а мальчишек Кольками. Однако все это, разумеется, только поверхностно, потому что они были без всех церковных таинств, и я их за своих детей не почитал.»

Свою особенную роль играют и слова, которые использует Иван. Они прекрасно иллюстрируют его происхождение, отношение к жизни, то, где и как его помотало в течение всего жизненного пути: пользовал ли лошадей (сабура, калганный корень), жил ли с татарами (коч, тюбенькать), помогал выбирать лошадей (могарыч, конэсёр, ремонтер), зарабатывал и тратил деньги (белый лебедь, красный косач, серая утица, синяя синица), доверялся всяким шарлатанам (магнетизер).

Выкрутасы цыган, особенности воспитания чужого младенца, махинации при продаже лошадей etc – много всего поведал нам Николай Семёнович о крепостной России в небольшой своей повести, которую поначалу планировал назвать «Черноземный Телемак».