Странствия по Лескову

"Всяк своему нраву работает"

Сын Н.С.Лескова, описывая подробно жизнь своего отца, отметил, что это присловье как нельзя ярче подтверждалось на нём. "Что вся его личная жизнь была "томленье духа", а жизнь с ним -- "юдоль".

Не очень удобным в житейском плане был Н.С.Лесков. Страстно увлечённый литературным делом он отдавался ему беспредельно глубоко, и это было превыше всего. Когда он работал в своем кабинете, никто не смел ему мешать. Дом затихал.

Лесков считал, что настоящая литература рождается жизнью, и черпал свои сюжеты только в ней. Он умел схватывать характеры людей с фотографической точностью, и они были узнаваемы в его книгах, чем немало навлёк на себя гнева. Те, кто узнавал себя в персонажах Лескова, обливали его ругательствами. Однако Лесков считал, что писать о живых событиях для писателя важнее, поскольку придавал большое значение нравственному влиянию литературы. А вымысел -- это только сентенции автора, которые могут быть интересны только ему да узкому кругу. Но чтобы создавать "из самой жизни вывороченное", из кабинета этого не увидишь.

Странствия по весям дают такие действенные картины, каких не выдумать никакой фантазией. Но впрочем и без неё не обойтись. Образ мыслится из замысла --и умом, и сердцем. Памятью тоже. В последние годы, когда болезнь сковала движение, в основном были странствия в кладовую памяти. Лесков не вёл дневников, он даже не смог завершить автобиографию, сделав несколько попыток. Впрочем для него и не было в этом большой необходимости: многое, что происходило с ним, отражено в его произведениях.

Последнее не очень одобрялось близкими людьми, возникало недопонимание, раздражение и обиды. Н.С. обвинялся в фантазерстве. Этого слова Лесков не терпел. Аргумент, что для беллетристики всегда есть прототип, не тождественный персонажу, не имел нужного воздействия и не снимал обид.

Наверное, для писателя естественно проникаться духом своего героя, особенно того, который выпестован воображением и собран по кусочкам от многих. Таким и стал Иван Флягин -- странник, ищущий света. Многое в его поступках как будто не вызывает возражений автора. Меня поразило отношение Флягина к детям, оставленным в татарском плену: он не считает их своими, потому что они некрещеные. Рассказывает слушателям об этом легко и без горести, не порицая себя за поступок. Без тени сожаления. Автора это тоже не волнует. А у меня сразу же возникает перед глазами факт, что дочь Н.С. Вера от первой жены росла без участия отца. Но как прежде Флягин был привязан к чужой малютке, как выхаживал её и не хотел расстаться с ней. В поздние годы Лесков приютил девочку-сиротку, практически удочерив, но в годы учения сына Андрея, который после развода жил с ним, не пытался ничем облегчить его трудные гимназические ситуации.

Для Флягина испытать себя в рискованном деле ничего не стоит, он отдаётся наитию, но уж если дело его увлекает, он отдаётся ему самозабвенно. Автору такое состояние близко и понятно, оттого и повествование становится возвышенно вдохновенным.

Флягин настолько пропитан лесковским духом, что возникает ощущение -- автор вылепил его из своей души.

Отойдя от духовенского содержания прадеда, Лесков тем не менее не отрицает Бога, напротив у них с Флягиным общая мысль -- к Богу идти путём мытаря. В письмах к Л.Н.Толстому он обсуждает идею христианства и мужицкую веру в Бога. "Бог действительно посылает туда и сюда всех тех, кто ищет везде исполнить не свою волю, а послужить другим". ("Юдоль", 1892 г.)

"Очарованный странник" (Флягин): "Начнешь молиться... и молишься... так молишься, что даже снег инда под коленами протает и где слезы падали — утром травку увидишь".

Послужить другим -- одухотворяет жизнь. Флягин готов отдать жизнь за отечество, за русский народ. Лескову радостно в своих литературных странствиях открыть свет любому человеку, каким бы он ни был. Но чтобы это случилось, надо самому его найти.

Хочется поделиться цитатой из рапсодии "Юдоль" ( Две женщины (тетя Лескова и её компаньонка во время жесточайшего голода, не боясь заразиться, спасли от болезни многих крестьян, устроив для них госпиталь во дворе Лесковых, они были счастливы, что им это удалось):

{Они пели "cantique" {Гимн, песнопение (франц.).} на текст "Приходящего ко мне не изгоню вон"

Я был поражен и тихой гармонией этих стройных звуков, так неожиданно наполнивших дом наш, а простой смысл дружественных слов песни пленил мое понимание. Я почувствовал необыкновенно полную радость оттого, что всякий человек сейчас же, "таков как есть", может вступить в настроение, для которого нет расторгающего значения времени и пространства. И мне казалось, что как будто, когда они тронулись к нему "за верой, зреньем и прощеньем", и он тоже шел к ним навстречу, он подавал им то, что делает иго его благим и бремя его легким...

О, какая это была минута! я уткнулся лицом в спинку мягкого кресла и плакал впервые слезами неведомого мне до сей поры счастья, ... что мне казалось, будто комната наполняется удивительным тихим светом, и свет этот плывет сюда прямо со звезд, пролетает в окно, у которого поют две пожилые женщины, и затем озаряет внутри меня мое сердце, а в то же время все мы - и голодные мужики и вся земля - несемся куда-то навстречу мирам...

О, если бы за все скорби жизни земной еще раз получить такую минуту при уходе из тела!

Этот вечер, который я вспоминаю теперь, когда голова моя значительно укрыта снегом житейской зимы, кажется, имел для меня значение на всю мою жизнь.}