Грядущий Человек (Из книги В. Леви "Охота за мыслью" 1967 г.)

Уже сейчас можно различить черты Homo Sapientissimus (человека разумнейшего), разбросанные по лучшим людям земли. Я вижу в них совесть Альберта Швейцера, волю Дзержинского, воображение Александра Грина, утонченность Блока, глубину Руссо, искрящееся остроумие Марка Твена. Пульсирующий энтузиазм поэта сочетается в нем с отточенной трезвостью аналитика, темперамент южанина заключен в оправу северной сдержанности. Его интеллект - это тысячекратно усиленный интеллект Леонардо да Винчи.


Тысячи полярностей, слившись в его психике, образуют небывалый кристалл, излучающий ослепительный свет.

Он неистощимо разнообразен, всегда неожидан, с несравненным, данным теперь лишь немногим из нас чувством меры. Он не знает скуки, ибо постоянно познаёт и творит. У него огромная интеллектуальная жадность, свойственная уже ныне истинно великим умам всех народов, и он одержим любовью к себе подобным, к живому вообще.

Самодисциплина стала потребностью, но сколько в ней живости, гибкости и свободы! Ему не приходится затрачивать бесплодных усилий на мобилизацию и раскачку инертной мозговой автоматики. Включился - и всё! Легко и играючи.
Зато во время самой работы ему доступны недостижимые для нас степени напряжения. Здесь он выкладывается. Здесь остаётся работа. Сюда ушло и здесь сконцентрировалось в волевой кулак всё то, что долгие века тянулось за человеком зловещим хвостом биологической избыточности отрицательных эмоций. Здесь те великие муки, которые рождают великие наслаждения. Вместе с невероятным напряжением здесь невероятная, горьковская "радость делать".

Экстазы любви у него несравненно мощнее и длительнее, чем у нас, - это тысячекратное усиление того, что способны испытывать самые талантливые из нас в этом, самые счастливые.

Он приятен, очарователен, обаятелен, но без слащавости. Благородная сила сквозит и пружинит в нем, как в бетховенской музыке. Возвышенность, но не демонизм - он ни к чему... В нём нет ни злобы, ни слабости. Он готов ко всему, кроме зависти и ненависти к человеку. Возможность такой ненависти решительно и надёжно исключена: и генетико - биологически и социально. Он обходится даже без антипатии, хотя симпатии его избирательны, как и унас... У него нет потребности в самоутверждении в глазах других, ему вполне достаточно "радости делать". Но нет и чрезмерной скромности, потому что это всего- навсего уважение к чужой зависти.

Он обладает великолепно развитым "чувством вида", чутьём общечеловеческого и, будучи несравненно индивидуальнее, колоритнее любого из нас, в то же время несравненно коллективнее и "социабельнее". Одиночество и общение - два одинаково нужных, одинаково переносимых для него состояния, тонко дозируемые. Он часто меняет (по особой импровизированной программе) свой образ жизни, и в его жизни вообще несравненно больше, чем у нас, места для импровизации.

Он видит, знает, успевает, чувствует много больше, много быстрее и глубже, чем мы. Он непрерывно самоизменяется, создавая самого себя, открывая и изобретая всё новые возможности для творчества... Перед ним открываются новые измерения мира, новые измерения мысли, он обретает иное, непредствимое ныне нами существование...