Луна и грош

Когда писатель в своём творчестве раз за разом обращается к одной и той же теме (или хотя бы похожим темам), в какой-то момент это приедается. Как приедается, скажем, Ремарк со своим туберкулёзом — и тут как повезёт, что попадётся первым, а что потом всю оставшуюся жизнь будет казаться вторичным.

Вы ведь не держите в голове, какое произведение было написано раньше, а какое — позже? Правда? Нет, какие-то скидки, может, делать и стоит, но кому они нужны, если перед тобой целая глыба, которая эти уступки может расценить как неуважение или недооценку собственной персоны.

У Моэма есть три похожих кита, на которых зиждется его представление человека искусства в литературе (но я ещё не читала «Театр», так что — как знать — может, китов на самом деле больше): «Луна и грош», «Острие бритвы» и «Пироги и пиво, или Скелет в шкафу» (бессовестно краду идею у Микуса). И кому как повезёт что прочитать первым. Особенно близки именно «Луна» и «Острие». Первым у меня была «Бритва», поэтому написанная ранее «Луна» про известного прототипа (Поля Гогена) мне казалась вторичной, хотя фактически всё с точностью да наоборот.

Нельзя не отметить, что у «Луны и грош» есть большой плюс: во время чтения безумно хочется взглянуть на картины Поля Гогена (славься гугл), особенно если вы ничего не понимаете в живописи, не способны отличить Мане от Моне, и даже примерно не представляете, что за буйство красок играет на картинах Стрикленда (фамилия главного героя романа — книжный эквивалент Гогену), которые никто (или почти никто) не хотел покупать.

А минус «Луны» в том, что она написана с художественной точки зрения куда беднее «Острия бритвы». Первая часть — очень сухое перечисление фактов знакомства даже не с точки зрения перечисления, а на вкус самого зыка изложения. Не доширак вместо спагетти, но что-то близкое к яичной лапше от роллтона.

Концовка — словно притянутая за уши последовательность вытекания одного рассказчика о последних годах жизни Стрикленда на Таити в другого. Как только одному больше нечего сказать, как стремительно появляется второй. Мелодраматичные сериалы негромко завидуют.

Такой дешёвый приём не могу простить никому. Тем более Моэму. Тем более я знаю, как хорошо он может писать, когда не хочешь отрываться от книги, даже когда до подъёма остаётся часов шесть. Или уже пять?

В романе неплохо прописаны все линии, даже очень быстро проносящиеся мимо читателя, кроме главной. Вы узнаете второстепенных персонажей куда лучше, и это было бы не так смертельно, если бы Стрикленд или его тень не фигурировала на страницах постоянно, словно продолжая издеваться над самим Моэмом, что ему не удаётся даже нормально описать жизнь Гогена и приходиться выдумывать псевдонимы. Хотя мотивация давать своему герою выдуманное имя, разумеется, у Моэма была совсем другой.

Середина произведения — хороша (к сожалению, не чертовски), но её одной (и любви к Моэму в общем) недостаточно.

Когда у тебя есть с чем сравнивать и когда ты расстраиваешься, что автор не дотянул до знакомого тебе уровня. Когда тебе обещали что-то грандиозное и когда ты предвкушал момент встречи чуть ли не с трепетом. Когда возникает чувство разочарования, а вслед за ним грусть. Тогда ты ставишь удовлетворительную оценку и ищешь жилетку поплакаться, что твой идеальный мир рухнул.

И пусть я придираюсь и излишне сурова. Никто не выйдет с Букмикса живым!

Время не только лечит и стирает былые раны, но еще прекрасно подтирает грязные пятна. Как говорится,об усопшем либо хорошо, либо никак. А уж когда пройдет около ста лет, то и некому будет припомнить эти самые пятна. Тем более, когда после человека осталось культурное наследие, когда его творчество оценивается в миллионы, когда его имя прочно ассоциируется с импрессионизмом. Зачем припоминать плохое, давайте наслаждаться полотнами (если вы можете ими наслаждаться).
А вот Сомерсет Моэм мог себе позволить припомнить и другую сторону великого Поля Гогена, только скрыв его личность под именем Чарльза Стрикленда, ибо был его современником. И, пожалуй, к данной книге очень подошла бы фраза Довлатова: "Человек привык себя спрашивать: кто я? Там ученый, американец, шофер, еврей, иммигрант... А надо бы все время себя спрашивать: не говно ли я?" Мне вот сразу бросилось в глаза то, что автор не то что бы хотел очернить своего героя, однако откровенно намеревался показать его не как великого художника, а именно как человека, с его изъянами и пороками. И творчество Стрикленда отходит здесь на второй план, так как рассказчик этими картинками не интересуется. Сначала он сам того не желая впутывается в семейную трагедию, разыгравшуюся в доме Стрикленда, когда в 40-летнем возрасте биржевой маклер Чарльз Стрикленд совершенно неожиданно бросает свою жену и двоих детей без средств к существованию и уезжает в Париж в поисках себя и своего призвания. Жена в ужасе, всё произошло слишком внезапно, ведь ранее она не наблюдала в своем супруге никаких намеков на несчастливую жизнь в браке.
Здесь, к сожалению, не из чего провести анализ, а был ли брак счастливым, и как себя вел с женой и детьми Стрикленд. Мы только узнаем, что Чарльз был человеком замкнутым, скучным, особо ни с кем не сходился, но вроде бы добрым малым, но его жена предпочитала отделять досуг с мужем от досуга с кружком талантливых людей, коими она стремилась себя окружить. А слона-то я и не заметил, как говорится. Когда самый настоящий талант вот уже семнадцать лет считался ее супругом. Миссис Стрикленд сама оказалась дамой недалекого ума. И после побега мужа больше всего ее беспокоит, что же скажут люди, за ее спиной будут шептаться, а как же деньги! на что ей и детям теперь жить! Для того времени проблемы понятны, раньше не шли к психологам, не искали проблему в себе, как нынче модно. Но какой бы миссис Стрикленд не была, имел ли право Чарльз бросить ее так внезапно, так гадко и некрасиво.
Рассказчик, от чьего лица ведется история, по просьбе убитой горем жены едет в Париж, чтобы облагоразуметь Стрикледа. Однако здесь он сталкивается со стеной из желчи, грубости, надменности. Чарльз "в гробу видал" свою семейку, он, якобы, семнадцать лет из своей жизни потратил, чтобы их обеспечивать, пора бы им и самим пошевелиться. И теперь его интересует только творчество. Опускаясь на дно жизни, перебиваясь мелкими заработками, подаянием, выживая на стакане молока и куске хлеба, Стрикленд со всей страстью отдает себя только искусству. Ни на миг не задумывается он о собственной семье, и на своем пути ловко губит судьбы людей, которые оказывают ему поддержку и помочь. Здесь приводится печальная история Дирка Стрева, который впускает Чарльза в свой дом, когда тот оказывается на грани смерти, тем самым разрушая свою счастливую семейную жизнь.
Стрикленд будто морально слеп. Достоинство, честь, благородство, на кой черт они сдались, когда он, наконец-то, может быть тем, кем всегда хотел быть.
Автор опускает много эпизодов из жизни прототипа своего героя - Поля Гогена, например, его сближение с импрессионистами, скитания из дом в дом. Моэм четко следует своей линии показать художника не позади его работ, а перед ним, прежде них. Вот он каков! Вы все еще думаете преклоняться перед ним?
Возможно, это не та книга, с какой стоит начинать свое знакомство с автором, хотя читалось легко, середина романа - интересная, финальная часть не удалась, будто писалась на скорую руку. Мне не хватило событий, но образ главного героя раскрыт с лихвой. И, в конце, очень хочется привести любопытную фразу из книги:
В любви разница между мужчиной и женщиной в том, что женщина любит весь день, а мужчина - только урывками.
Лучше и не скажешь.

Моэм немножко моралист - и ему это очень идёт. Судьба этого человека весьма занимательна, хоть и грустна местами. Вот некоторые её факты. Сын и внук знаменитых английских адвокатов, Моэм родился во Франции и до десяти лет говорил преимущественно по-французски. В десять лет, осиротев, Моэм был отправлен к родственникам в город Уитстебл в графстве Кент, расположенный в шести милях от Кентербери. В это время мальчик начал заикаться, что сохранилось на всю жизнь. В 1917 году Моэм прибыл в Россию в качестве агента британской разведки: американский пароход высадил его во Владивостоке, откуда он приехал в Петроград и находился там с августа по октябрь 1917 года. Моэм покинул Россию через Швецию, сразу после революции. Кстати, старший брат Моэма, Висконт, год служил в должности лорда-канцлера (1938-1939).
В 1947 году писатель утвердил «Премию Сомерсета Моэма», которая присуждалась лучшим английским писателям в возрасте до тридцати пяти лет. Умер Моэм во Франции, близ своей легендарной виллы, а его прах был развеян под стеной Библиотеки Моэма, при Королевской школе в Кентербери.
В общем, Моэм был личностью весьма примечательной, прожил богатую жизнь и написал много всего. Роман "Луна грош" написан в весьма зрелом возрасте - Моэму сорок пять, однако большинство его знаменитых романов написано ещё позже, так что этот почти ранний.
Широко известно, что судьба главного героя, Чарльза Стрикленда, очень похожа на судьбу Поля Гогена, однако не следует понимать эту книгу как романизированное жизнеописание. Стрикленд - обычный мужчина сорока с небольшим лет, а может и того меньше (читатель без труда высчитает его возраст), служащий на бирже и живущий с весьма приземлённой женщиной, мечтающей вращаться в артистической среде. У этой четы двое красивых и старательных, как мать, детей и блёклые обои на стенах. В общем, у этой семьи всё совсем неплохо, а как будто бы даже слишком хорошо и пресно. Да, обои! Моэм изрядно проходится по этим самым обоям, созданным когда-то знаменитым Уильямом Моррисом (с этого человека и его движения "Искусств и ремёсел" начался дизайн), но дело тут, я полагаю, вовсе не в обоях и не в Моррисе - Моэм показывает нам, что традиционное английское общество готово принять то, что уже признано искусством, но очень сопротивляется всему новаторскому и современному.
В один прекрасный день господин Стрикленд сбегает из этого благонравного дома (и правильно делает), отправляется в Париж и начинает заниматься живописью, да ещё такой, в которой нарушены все цветовые стереотипы и нет места стеснению (картины Гогена здесь легко приходят на ум). Собственно, весь роман - это размышление о том, что есть творчество, как оно даётся человеку, как много забирает у него. И в книге, по-моему, звучит одна важная мысль: творчество и творец не обязательно добросердечны, но обязательно искренни, и с этим готовы смириться далеко не все. Стрикленд, несмотря на свои прямоту, эгоизм, иногда грубость, предстаёт очень симпатичным героем - он безмерно трудолюбив и совершенно не сдаётся. Он не размышляет о том, хорошо он делает или плохо, не терзает себя сомнениями: он просто постоянно делает. Интересно, что герой-повествователь, постоянно говорит нам о чувственности Стрикленда, которая выражена в чертах его лица. И в глазах повествователя (видимо, как и в глазах большинства англичан) чувственность есть что-то животное, что-то, что не пристало достойному человеку - согласитесь, современное общество смотрит на это как-то иначе.
Как я уже сказала, Моэм немножко моралист, да к тому же ещё и скептик, поэтому жизненные перипетии героев перемежаются в книге с ироническими рассуждениями и тонко выписанными деталями. Эта книга продолжает традицию английского романа и в то же время, открывает дорогу чему-то новому, что выразится потом в книгах Ивлина Во, Грэма Грина, Мюриэль Спарк - какой-то беспощадной наблюдательности.
Название романа метафорично, об этом много всего написано. Кроме простых противопоставлений: подлинное и конъюнктурное искусство, творческая и мелкобуржуазная жизнь, мне в голову приходит ещё вот что: в жизни большинства людей есть грош, который они принимают за Луну, тогда как подлинная Луна приносит с собой не только счастье, но и страдание, и от этого её ценность становится только больше.
Я не могу сказать, что Моэм потряс меня, или что я в восторге. Роман очень хорош и всё в нём на своих местах. Сюжет нетривиален, герои очень колоритны, язык живой. Это роман очень английский, в том смысле, что в нём обо всём говорится очень изящно и сдержано. Эта книга даёт много пищи для размышлений, но не претендует на то, чтобы захватить все читательские мысли.