Щегол

Из этой книги я узнала, что все антиквары – жулики, искусствоведы – балаболы, жизнь – сточная канава, а наркотики лучше алкоголя.

Роман вызвал у меня недоумение с самого начала. Извиняюсь, но приведу большую цитату.

Теперь Рембрандт, — сказала мама. — Все всегда говорят, мол, это полотно о разуме и просвещении, рассвет научной мысли и все такое, но у меня мурашки по коже от того, какие они тут все вежливые и официальные, столпились вокруг трупа, как возле шведского стола на коктейльной вечеринке. Хотя, — показала она, — видишь вон тех двоих удивленных мужиков? Они смотрят не на тело, они смотрят на нас. На нас с тобой. Как будто увидели, что мы стоим перед ними — два человека из будущего. Увидели — и вздрогнули. “А вы что тут делаете?” Очень натурально. И еще, — она обвела труп, пальцем в воздухе, — если приглядеться, само тело нарисовано не слишком реалистично. От него исходит странное сияние, видишь? Они чуть ли не инопланетянина вскрывают. Видишь, как подсвечены лица мужчин, которые глядят на него? Как будто у трупа есть собственный источник света. Он рисует его таким радиоактивным, потому что хочет привлечь к нему наши взгляды, хочет, чтобы труп выпрыгивал на нас из картины. И вот здесь, — она показала на руку со снятой кожей, — видишь, как он обращает на нее наше внимание, сделав ее такой огромной, не пропорциональной всему телу? Он ее даже развернул, чтобы большой палец оказался не с той стороны. И это сделано намеренно. С руки снята кожа — мы сразу это видим, что-то не так, но, перевернув палец, он делает это зрелище еще более не таким, и даже если мы сами не можем понять, в чем дело, наше подсознание это отмечает, тут что-то совсем неверное, неправильное. Это очень ловкий ход.

Такую речь произнесла мать Тео Декера в музее перед картиной «Урок анатомии». Я этой картины не знала и, разумеется, тут же полезла в интернет, чтобы на нее посмотреть. Посмотрела – и растерялась. Ничего из того, о чем говорила дама, приближенная к искусству, я не увидела. Коктейльная вечеринка? Мужчины, смотрящие на нас? Да они смотрят на книгу в нижнем правом углу, видимо сравнивая книжные описания с натурой. Светящееся тело? Я вас умоляю, тело лежит на самом освещенном месте, ведь электрического освещения еще не придумали, и, естественно, выделяется на фоне черных одежд и затемненных лиц. Непропорциональная рука? Палец не в ту сторону? Чушь какая-то. Все пропорционально, и большой палец на руке может быть совершенно спокойно повернут в любую сторону, в зависимости от положения руки ладонью вниз или вверх. Что за ерунду несет эта женщина? А ее слова о том, что «наше подсознание это отмечает, тут что-то совсем неверное, неправильное» идеально подходят к самой книге Тартт. Что-то здесь не так.

«Щегол», на мой взгляд, очень похож на «Тайную историю». Такой же невнятный главный герой, от имени которого ведется повествование. Такой же прием – вначале намекнуть о событии, набросать его, а потом медленно и печально рассказывать, как все докатились до жизни такой. Такое же невообразимое количество алкоголя, наркоты, блевотины, немного гомосексуализма (как же без него в современной литературе!) и болезненная, изломанная любовная линия. Такое же неспешное повествование с обилием деталей, рассуждений и душевных терзаний. Но «Тайная история» захватывает, а «Щегол» - нет.

Возможно дело в том, что в «Истории» мы глазами невнятного главного героя наблюдаем за довольно интересными персонажами, и его серость и безликость лишь фон для них. Здесь же эта серая масса, именуемая Теодором Декером, повествует нам о себе, любимом и несчастном, и мы вынуждены продираться сквозь его «умственные метания», сдобренные наркотой, и слушать бесконечное нытье и страдания никчемного неудачника. Все остальные персонажи – неживые. У живого персонажа всегда своя жизнь, да, разумеется, она придумана и написана автором романа, но читаешь и понимаешь, что по-другому и быть и не могло. Даже если сюжет делает кульбит и неожиданный поворот, то персонажи поступают так, что невозможно усомниться в их поступке. Да, они могут сломаться или закалиться, броситься с моста или уйти в монастырь – но мы поверим в их поступок. А в «Щегле» я не верю. Не верю, например, изменившейся семье Барбуров. Наверное, они должны были стать именно такими для сюжета, такая была у Тартт задумка, но пазл не складывается, линии не совпали, но деталь была вбита в картину властной рукой автора.

Книга жутко затянута и жутко депрессивна. Все плохо и будет еще хуже. Главный герой всю книгу ходит и ноет о том «как страшно жить». При этом он ничего не делает, чтобы сделать свою жизнь лучше. Его жизнь делают другие, а он только убивается по химере и скулит, скулит, скулит.

В книге много говорится об искусстве, о красоте, зовущей человека из-за угла, о связующих нитях пересекающих века, но для меня они звучат не очень убедительно. После речи о картине «Урок анатомии» становится ясно, что все, что говорят искусствоведы о картинах, это всего лишь их, лично их восприятие, которое они пытаются вдолбить нам в голову. И не дай Бог возразить такому оратору, тебя заклеймят неучем и грубой деревенщиной, неспособной понять прекрасное.

Но еще больше в этой книге говорится о наркотиках. Просто ода наркотикам. Спасение от мерзостей жизни – в наркоте. И привыкания-то к ним практически нет, если вштыриваться в меру. Сплошная польза, не то, что алкоголь.

Для меня эта книга стала разочарованием. Да, написана она хорошо, крепко, хорошим языком, но эту бы энергию, да в мирных целях…

Но, как говорил Булат Окуджава «Каждый пишет, как он дышит». Особенно это относится к тем авторам, кто пишет не по десять дурацких безликих романчиков в год, а один в десять лет. Донна Тартт не может писать светлые книги. У нее нет ни одного счастливого человека, ни одной счастливой пары, ни одной счастливой семьи. Все семьи, все пары – искореженные, несчастные, духовно инвалидные. В каком-то интервью Донна сказала, что ее мироощущение во многом совпадает с мироощущением Тео. И вот что для меня "неверное, неправильное" в этой книге - автор. Красивая, умная, талантливая, одинокая и разочаровавшаяся женщина. Или не женщина.

Так что надеяться не на что. Вся жизнь – сточная канава. Возраст и одиночество добавляют горечи, поэтому каждая новая книга Тартт будет мрачнее предыдущей. Это я вам как искусствовед искусствоведам говорю.

Есть книги как глоток свежего воздуха — удивительно мощные и по силе высказывания, и по чистоте исполнения. «Щегол» именно из таких. Эта книга сделана как бы совсем просто, но в то же время и удивительно замысловато: она построена на прекрасной, очень свободной и очень вольной интерпретации культурных фактов, которые Донна Тарт сплетает с насыщенным сюжетом.

История юного Тео Декера связана с шедевром реально существовавшего художника Карела Фабрициуса — картиной «Щегол». Маленькая картина написана в тот год, когда Фабрициус, один из самых талантливых учеников Рембрандта и учитель Вермеера, вместе с семьей погиб в возрасте 32 лет от взрыва пороховых складов в Дельфте.

История картины и ее автора и история главного героя затейливо переплетаются, ветвятся и существуют порознь, но потом вдруг снова смыкаются в очередной точке. И каждый раз при этом смыкании автор напоминает нам, что настоящее искусство живет куда дольше, чем человек, существует как бы и внутри времени и вне его — и его значение оказывается иногда более важным, чем поступки или повседневная жизнь отдельных людей.

Прелесть этой книги состоит в том, что она очень литературна: в ней ощущается совершенно фундаментальная традиция добротного англоязычного романа. Здесь есть юный герой, становление которого мы наблюдаем. Есть социальный контекст и серьезный нравственный конфликт (даже и не один). Есть занимательная фабула, которая позволяет автору сказать обо всем, что ему важно.
И при этом эта книга очень современна. Кроме айфонов и других атрибутов сегодняшнего дня, кроме описаний приема наркотиков (очень подробных и убедительных), здесь много совершенно современных нравственных установок: фон истории узнаваем и понятен.

И именно это сочетание, по-моему, делает книгу такой отменной: это литература, которая существует самостоятельно, но при этом существует и в большом контексте. Кстати, здесь много отсылок к «Гарри Поттеру» — и сделаны они настолько между делом, что я бы и значения этому не предала, если бы об этом не написал еще кто-то.

Герои Тартт очень живые. Ты видишь их, слышишь их, пытаешься повторить их жесты в воздухе — и тогда совсем отчетливо их видишь вместе с их смущением, потертым халатом или озорным блеском в глазах. И еще: в этой книге есть русский герой по имени Борис. И если вы сейчас поморщились, — как я, впервые об этом услышав, — будьте спокойны: это достоинство, а отнюдь не недостаток истории. Вместо традиционной балалаечной клюквы вас ждет потрясающий плут: человек с принципами и при этом совершенно их лишенный. А вместе с ним — каждый раз приходящие ощущение надежды и удивления, русские слова, написанные кириллицей, и загадочный консультант Иван Набоков в разделе «Благодарности» — кто этот человек, неизвестно, но их с Тартт сотрудничество действительно очень важно для этого романа.

Отдельное удовольствие доставляют названия глав, несмотря на подчас слишком назидательные эпиграфы — «Мальчик с черепом», «Бадр аль-Дин», «Магазинв магазине». Все это — иносказания, от которых вообще сложно чего-либо ожидать, когда ты к ним подбираешься. Но затем оказывается, что каждое название — это исключительно точный конспект.

Многие винят Тартт за мелодраматичность некоторых сцен. Что ж, может быть это и справедливо. Но должна сказать, что мне они понравились. Медленно (и печально) раскачивающееся повествование все ускоряется, а затем вдруг делает несколько отличных поворотов. В этом романе, по-моему, все очень сбалансированно: печаль и надежда, чернота и отблески света, любовь и бессмертие.

И если «Тайная история» — это отличный дебют, в котором все же есть шероховатости, но есть и большое тепло, то «Щегол» — это уже совсем зрелая выписанная книга со своим звучанием и увлекательным, захватывающим наложением культурных слоев. Мне кажется, эту книгу очень легко полюбить — просто за то, что выдумка в ней сделана как реальность, и за то, что здесь так много точного. И конечно за то, как много в ней автора, который делает все, что хочет — и делает это с большим вкусом.

Вот и определился лауреат премии «Первое книжное разочарование года». Солидное, даже увесистое, я бы сказала, разочарование – 800 с лишним страниц. Увы, десять лет работы автора над этим романом отразились главным образом лишь на объеме. А я угробила на него кучу свободного времени, поэтому раздражена и не склонна к сочувствию и пониманию.
Начну с главной претензии - персонажей. С ними в книге просто беда. Из примерно двадцати более-менее значимых героев только один у меня вызвал симпатию (да и вообще хоть какие-то чувства, кроме равнодушия или раздражения) - Хоби. Молчаливый и проницательный реставратор мебели, который влюблен в свою работу, который мысленно живет в тех веках, когда те стулья и комоды, что он чинит, еще сверкали свежей лакировкой. Это единственный душевный герой, полностью остающийся в нужном образе с начала и до конца книги. Про главного героя даже говорить не хочется, но упомянуть нужно. Это аморфный и не обладающий никакими индивидуальными особенностями тип преступного склада ума, всю жизнь страдающий от несчастной любви, балующийся алкоголем и наркотиками (наркотиков, кстати, в книге безумное количество, прямо пособие какое-то), и винящий во всем ужасную случайность, во время которой погибла его мать (это не спойлер, а начало книги). Попытка автора немного очеловечить его, привив комплекс вины за эту случайность, не удалась, и главный герой все произведение и ведет себя, и ощущается, как полный говнюк нехороший человек. Лучшего друга главного героя, который вроде украинец по происхождению (разумеется, по имени Борис), без нервного тика вспоминать не могу. Отец у него – что-то вроде главного инженера, ездит на инспекцию шахт по всему миру – ходит весь в золоте, дорогущих часах, но в грязной, потрепанной одежде, пьет по-черному (разумеется, водку) и бьет сына; а сын в детстве постоянно голодал, несколько месяцев бомжевал (как же по-другому), и чуть ли не на каждом вокзале его хотели похитить растлители малолетних для подпольных борделей (разумеется, это же Украина). Вряд ли кого-то удивит, что он тоже пьет по-черному в свои тринадцать лет, виртуозно матерится (русского мата в книге полно, причем написан он латиницей, сразу Берджесс вспоминается), умело стреляет, а как вырос – подался в мафию. Для умного молодого писателя наличие таких пошлых клише в двадцать первом веке не просто удивительно, это откровенно дурной вкус.
К достоинствам произведения могу отнести уютные описания процесса реставрации мебели (которых гораздо меньше, чем хотелось бы) и картину «Щегол» Фабрициуса, вокруг которой крутится основная нить повествования. Сама картина производит на меня гнетущее впечатление, пусть и не могу не отметить мастерства художника. Я не вижу ничего позитивного и воодушевляющего в изображении несчастной птички, прикованной к своей жердочке. Мне кажется, даже заключение в клетке выглядело бы более оптимистичным, чем эта едва заметная, тоненькая, но такая крепкая цепочка. Иллюзия свободы, но свободы нет. Параллелей с человеческой жизнью можно провести сколько угодно. Я также не понимаю умиления главного героя от того, что щегол на картине спокойно сидит, смирившись с заточением. Этому радоваться нужно, что ли? Давайте тогда дружно поаплодируем смирению перед судьбой, тоске в глазах и бессмысленному существованию.
Эта книга - не пустышка, нет. Это добротный, тяжеловесный роман со всплывающими иногда умными, а иногда даже и интересными мыслями. Описания хороши, вставки из истории искусства – тоже. Но по сравнению с загадочной, изысканной и элитарной «Тайной историей», «Щегол» кажется прямолинейным, затянутым и скучным жизнеописанием бесхарактерного неудачника. К языку повествованию претензий нет, Тартт пишет хорошо. Но этого слишком мало для хорошей книги. Этот роман посредственен, абсолютно и бесповоротно. И мне даже обидно, что такая выразительная картина, как «Щегол», теперь будет ассоциироваться с настолько эмоционально бесцветным произведением.
Книга прочитана в рамках Книжного марафона 2015, п. 1 «Книга, в которой более 500 страниц».