iPhuck 10

В жизни каждого автора наступает такой период, когда поклонники начинают подозрительно присматриваться к нему на вопрос актуальности творчества, его способности удержаться на уровне некогда самим же поднятой планки. И вот к Пелевину я с некоторых пор именно так и начал присматриваться.
Многое из его последнего творчества мной уже было пропущено. Но последнее произведение крупной формы я решил все же протестировать. Мой субъективный анализ выявил, что автор не то, чтобы совсем уж «ой», но, скорее, уже «таки нет».
Перспектива, разворачивающаяся в начале романа, вроде бы затягивает. Тема объективного-субъективного в искусстве, условный характер его ценности, держащейся на «заговоре элит», лично для меня интересны. И пусть все эти истины давно уже не новость, но высказанные в пелевинском стиле они звучат колоритно. Местами даже кажется, что «гипсовая» концепция Пелевина достойна того, чтобы переложить на ее понятийный аппарат все современное искусствоведение. Данный подход автора с яркими примерами смыслового разбора «артефактов» типа плаката «Goldman Sucks», двери туалета или пустующей клетки для морских свинок даже компенсирует весьма условное развитие сюжета с главными героями Порфирием Петровичем и Марухой Чо, которых Пелевин вводит будто бы лишь для того, чтобы разбавить свою искусствоведческую монографию до прозрачности литературного бульончика.
Но не доходя даже до середины произведения автор плавно съезжает с искусствоведческой темы и глухо погружается в дебри, как я для себя определил, «цифрового фрейдизма». Наслоения «орально-анально-вагинальных» интерпретаций мотивации современного общества просто накрывают сознание. Горизонты трансгендерной толерантности бескрайни – зоо-, некро-, педо-, ауто- и проч., проч. В конечном итоге от этих легализованных девиаций начинает тошнить. Они явно превышают уровень моей латентной распущенности, зажатой приличиями общества. И уже не щекочут запретные рецепторы ощущений, а до противного натирают на них мозоли. И все это одновременно проецируется на бездонные глубины виртуально-цифровой реальности, разбредается по кластерам искусственного интеллекта, увязает в хакерских тонкостях программирования «случайного кода». Несмотря на то что читатели Пелевина – в основном люди продвинутые, как в философском, так и в научно-техническом плане, все же ощущается некий «пересол», которым автор будто бы пытается прикрыть не самую первую свежесть использованных ингредиентов, в надежде, что целевая аудитория, увы, далеко не вся состоящая из повернутых айтишников, все же схавает.
Лично у меня возник такой вопрос в отношении «нетаковости» этого «IPhuck-а»: это что, нынешнее «элитное» общество действительно настолько извращено, настолько оторвано от остальной народной массы, что глубокое копание в психо-физиологических отправлениях «элиты» для меня как типичного представителя этой самой народной массы в корне чуждо и неинтересно? Или же автор настолько заигрался в уровни пост-пост-постмодернизма, что давно переплюнул сам себя в параноидальности поисков глубинных смыслов всего происходящего.
Вторая же половина книги – это просто какое-то саморазоблачение автора. Пелевин откровенно расписывает понятие «лингводудоса» (речекряка) – как «создание и использование языковых конструктов, не отражающих ничего, кроме комбинаторных возможностей языка, с целью парализации чужого сознания. По сути это лингвистическая ddos-атака, пытающаяся «подвесить» человеческий ум, заставляя его непрерывно сканировать и анализировать малопонятные комбинации слов с огромным числом возможных смутных полусмыслов». И тут же именно этим самым лингводудосом и занимается всю оставшуюся часть романа. Сквозь которую мне пришлось продираться порой через две страницы на третью, выбираясь из липкого месива этих самых «смутных полусмыслов».
В общем, в свете проведенного в первой части романа анализа «гипсового» искусства, где актом творчества можно считать любое самое бессмысленное явление, вторая часть книги как раз образцом этого самого «гипса» и является. Автор откровенно стебется над читателем, эдак головокружительно рекурсивно закукливая смыслы, а точнее бессмысленность произведения саму на себя.
И если Пелевин имел ввиду именно такой подход – показать всю абсурдность современного искусства и полное ведро этой самой абсурдности и бредовости своим читателям тут же и втюхать, то, я думаю, это ему очень удалось. Вот только такой «артефакт» может быть создан лишь единожды, после которого интерес к его автору безнадежно схлопывается. Один раз выставить своих читателей лохами – это акт творчества, но второй раз – за такое творчество можно получить по морде. Поэтому предполагаю, что данный роман для многих читателей станет финальной точкой интереса к Пелевину – эдаким всеобъемлющим «Черным квадратом», после которого автору сказать уже будет, собственно больше и нечего.