Лже-Нерон

Книга для тех, кому интересно следить за ходом мыслей, поединками идей, тонкими психологическими играми людей с самими собой. Перед нами — история из времён Древнего Рима, но не стоит искать в этой книге античные страстность и чувственность: это всё-таки античность Фейхтвангера, холодноватого, рассудительного, принципиально сдержанного.
Когда привыкаешь к этой его античности, оказывается, что такая бесстрастная рациональность очень идёт к описанию эпохи: холодность стиля компенсирует страсти, которыми живут персонажи.
А персонажи живут интересно.
Из названия явствует, что речь в книге идёт об одном из самозванцев, рискнувших объявить себя покойным императором Нероном (таковых в истории было целых три). Успех их начинаниям обеспечивало то, что Нерон погиб почти в одиночестве, свидетелями его смерти были люди ненадёжные — пара рабов и вольноотпущенница, — торжественных похорон не было, вообще публичных похорон не было, так что запустить идею о том, что Нерон на самом деле спасся и скрылся, было очень легко. И, похоже, как раз эта лёгкость самого первого шага и становится спусковым крючком смертельной игры.
Но какое искушение сделать этот первый, лёгкий, невесомый шажок, пока ещё похожий на шутку, на розыгрыш... Ведь можно, только осмелься!
Но из бесстрастной истории явствует, что для успеха дела Лже-Нерона первый шаг почти ничего не означал. Для достижения цели этому новому Нерону, кем бы он ни был, нужно было сразиться с Римом со всей его мощью.
Ни одна другая эпоха не знала государства, равного по могуществу Риму: нам не с чем сравнивать. И вот эту империю претенденту на имя Нерона предстояло бы сокрушить, чтобы "вновь" стать императором. Любому разумному человеку понятно, что это безумие и недостижимая блажь. А персонажи Фейхтвангера, участвующие в проекте "Нерон жив", не просто разумны, а очень умны: удивительно приятно следить за ходом их мыслей, за их беседами, в которых маятник судеб тихонько колеблется, медленно сдвигаясь то вправо, то обратно влево. Удивительно интересно наблюдать за тем, как они ищут и находят аргументы в безнадёжном разговоре, как ловко привлекают на свою сторону тех, кто твёрдо решил сказать им "нет", как просчитывают наперёд ходы противника.
Что же заставляет их ввязаться в эту затею?
Азарт. Страсть. Умение и желание жить на авось, наудачу, ставить на карту всё, играть и выигрывать. Столкновение таких характеров со сдержанным стилем повествования высекает в итоге замечательно красивые искры.
Самая слабая и неинтересная личность среди заговорщиков-изменников, число которых ширится, как пожар, — это сам самозванец, маленький человек, горшечник Теренций, которому причуда природы подарила внешность двойника Нерона и незаурядный актёрский талант: он действительно здорово умеет подражать покойному императору. Он может на минуту обмануть даже женщину, которая любила настоящего Нерона. Но сам он — ничто, сам он — лампочка, к которой не подведено электричество. Электричество — это другие люди, придумавшие, создавшие этого нового Нерона, это прежде всего отправленный в отставку и скучающий на Востоке среди роскоши и развлечений ещё не старый сенатор Варрон, человек, в котором обидная случайность неожиданно открывает неиссякаемые запасы такого авантюризма, какому мог бы позавидовать любой конкистадор.
Безумно интересно, кстати, следить и за тем, что из чего получается, что из чего вырастает, как колёсики судеб цепляются друг за друга, и какие-то мелочи, частные соображения и смутные личные желания потихоньку складываются во всё более странный, смелый и подчас страшный узор, определяющий ход истории. А цепочки случайностей, цепляясь друг за друга, очерчивают судьбу десятков, может, сотен тысяч людей.
Иногда запустившие механизм авантюры и сами хотели бы его остановить, но механизм уже создан и живёт своей жизнью, развивается и дышит. И можно либо отдаться на волю судьбы, либо стать на пути всё более мощного потока. Либо всё бросить, бежать, покаяться, сдаться... Очень интересная и ценная деталь: среди всех участников интриги, какими бы разными они ни были, ни один не выберет вариант "сдаться".
На что они рассчитывают? Конечно, не на победу в открытом бою с легионами Рима. Всё гораздо интереснее и опаснее для Рима: с легионами не сражаются, их очаровывают. Войска переходят на сторону самозванца сами. Один за другим попадают в руки авантюристов города, почти все — взятые без боя, восточные цари, римские офицеры, умные расчётливые люди, воинские части. А колёсики судьбы продолжают работать, случайности продолжают цепляться друг за друга, игры самолюбий, желаний, ошибок продолжаются. И вот уже что-то неуловимо меняется в атмосфере, ветер удачи меняет направление. Рим по-прежнему не вывел на битву свои легионы, он вообще не делает ни-че-го. Царственно молчит и ждёт, едва интересуясь волнениями где-то на Востоке (ох уж этот Восток...). А у Варрона и его "создания", как он называет своего "Нерона", уже начинаются проблемы.
Но шахматная партия ещё не закончена.
Интересно ведёт себя в этом мире мораль. Поначалу кажется, что мораль в этой истории просто выведена за скобки. Отчасти мораль этого играющего мира олицетворяет самый прелестный образ романа — Акта, женщина, любившая подлинного Нерона, как-то сумевшая сохранить свои привилегии и любовь народа после его смерти. Акта — не патрицианка, а бывшая рабыня-акробатка, но именно она осмелилась почти в одиночку организовать в собственном поместье достойные императора похороны своего погибшего возлюбленного (и любопытно, что никто эту новую Антигону не посмел тронуть).
В изображении женских образов сухой Фейхтвангер способен быть замечательным поэтом. Необыкновенной прелестью дышат его женские образы: Акта из "Лже-Нерона", принцесса Береника из "Иудейской войны", Яала из "Иеффая и его дочери". Акта — самая легкомысленная в этом ряду образов, это женщина-дитя, власть которой над жизнью и обожающей её толпой случайна, но прочна.
Когда-то, играя при дворе Нерона, показывая какую-то из своих изящных пантомим, она на ходу сочинила для неё почти бессмысленную песенку, и эту песенку про юлу подхватила и стала петь вся Империя. Слова этой песенки пережили Нерона и были популярнее гомеровских строк. Почему и как это случилось — ответ на вопрос, который Акта могла бы дать о смысле жизни: это случилось, и всё. Это случилось просто так. И раз так случилось, можно этому просто порадоваться и не искать объяснений.
Пока мужчины романа рассуждают и думают, Акта живёт, как играющий котёнок. На первый взгляд, у неё вообще нет потребности думать о том, что такое хорошо и что такое плохо, она повинуется только своим мгновенным желаниям; но с другой стороны, у этой бывшей рабыни, которую никто не воспитывал, кроме жизни, есть свой твёрдый кодекс чести, свои понятия о верности, ради которых она готова рискнуть всем, что имеет. Даже если это верность мёртвому, давно заменённому любовнику.
И любопытная вещь: в этом мире, где люди живут большими страстями и разговаривают с Фортуной, никто не осмеливается поднять руку на Акту, причинить ей зло, как бы отчаянно она себя ни вела. Потому что невольно уважают её абсолютную внутреннюю свободу, потому что чувствуют, что к ней благоволят боги, потому что члены братства игроков невольно уважают друг друга?.. Причины не названы, читатель может попробовать угадать. Но, скорее всего, главная причина всё та же, способная взбесить любителей твёрдой логики: "так сложилось". Да, этот роман, полный мыслей, сложных интриг и рассуждений, ещё и о том, что многое в мире решается и случается "просто так", и с этим могущественным "просто так" ничего нельзя сделать, вот захотелось Судьбе — так оно и будет.
И какая тут, на этом фоне, может быть мораль? Очень своеобразная, очень античная: одновременно гибкая и изменчивая, непреклонная только в вопросах чести; позволяющая ставить близких на карту ради выигрыша, но не лишённая и понятия совести, обычного человеческого тепла... Да, и в этом, принципиально внеморальном мире есть любовь и преданность, жертвенность и раскаяние, милосердие и верность... Неуклюжие, мешающие жить законы добра и зла обретаются тут на ощупь, в темноте, интуитивно, да и случается это редко, однако ж — случается.
Приходилось читать, что "Лже-Нерон" это роман без единого положительного персонажа; это не так. Помимо того, что многие персонажи вызывают интерес и сочувствие, тут есть и один полностью положительный герой, и кстати, характерно, что он уже духовно оторвался от античного мира. Это эпизодический, но важный персонаж: еврей-христианин Иоанн, прозванный народом "святым актёром" или "Иоанном с Патмоса". Нет, это, конечно, не Иоанн Богослов, а лишь фантазия Фейхтвангера на тему. В этом образе Фейхтвангер показывает возможность новой морали: Иоанн — очень сильный одинокий человек, спокойный, мужественный, отец убитого сына, дважды проявляющий искреннее милосердие к своим врагам. И так хорошо он вылеплен Фейхтвангером, что ни на секунду нельзя усомниться в подлинности этого Иоанна с его абсолютно искренним милосердием, милосердием, идущим не от бессилия, а от огромной внутренней силы.
Но нельзя сказать, что на примере Иоанна Фейхтвангер показывает "вот как надо". Он вообще уклоняется от оценок. Он лишь показывает возможности, одновременно живописуя эпоху. Вот Иоанн, он таков, и он прекрасен. Вот Акта, она совсем другая, и она прелестна. Вот Варрон, он аморален и почти бессердечен, но достоин восхищения за то, как умеет играть, проигрывать и любить жизнь. Вот Кнопс, человек вроде совсем пропащий (хотя обаятельный), но как же он рискует и жертвует собой ради сына. Вот Кайя, приземлённая зануда, но способная, оказывается, на великую любовь, никем, увы, не оценённую... Вот Цейон, олицетворение "прямоты римлянина", которого в жизни подводит как раз эта прямота, не позволяющая ему играть, получая наслаждение от игры: он, пожалуй, достаточно силён для своей эпохи, но недостаточно для неё авантюрен, и жестокая эпоха ему этого не спускает. Да, тут целая эпоха в лицах и красках, портреты похожие и не похожие на нас, немного слишком яркие для нашей скромной современности, а в то же время понятные, живые...
А вот — собственно, главный наш центр повествования, Лже-Нерон, бывший горшечник Теренций, но о нём-то как раз почти ничего нельзя сказать, он так слаб и бесцветен для своей большой эпохи, что почти растворяется в воздухе: ни пожалеть его нельзя, ни возненавидеть, ни полюбить. Хотя, наверное, пожалеть его, постепенно теряющего рассудок и начинающего верить в свою сказку, стоило бы. Но вот не получается, даже святой актёр Иоанн его только презирает. Мелковат всё-таки этот тип для своего века, и в глазах христианина Иоанна, презирающего его трусливую жестокость, он так же мелковат, как в глазах простых римлян, которые жестокость бы простили, но мелкотравчатость и трусость — уже ни за что.
Наконец, это книга об относительности всего сущего. В частности, любопытно видеть, как Нерон, которого и Римская империя, и нарождающаяся христианская культура единогласно признали чудовищем, оказывается, пользовался искренней любовью народа в восточных провинциях. Это, кстати, не фантазии писателя: Нерон в самом деле очень противоречив. Он был жесток с римскими патрициями и христианами, но многое сделал для простого языческого народа. И если одни ненавидели Нерона, другие грезили о его возвращении и ненавидели Флавиев; если одни ненавидели Нерона за то, что он якобы сжёг Рим, другие, никогда в Риме не бывавшие, тоже верили этой легенде, но им она как раз нравилась: потому что так и надо этим столичным зазнайкам и потому что вот так взять и сжечь Рим — это размах.
Есть ли в этом зыбком мире что-то однозначное, на что можно опереться? Возможно, только любовь. Любовь Акты к мёртвому Нерону. Любовь Кнопса к не родившемуся сыну. Любовь Варрона к жизни и игре. Любовь солдат к сражениям и победам. Любовь Иоанна к своему Богу. Любовь толпы к тем, кто её развлекает. Любовь Марции к Риму с его золотым светом. Любовь Маллука к пустыне.
Но всё же было бы большой ошибкой думать, что книга "Лже-Нерон" написана о любви.

В 1936 году во Франции на суд мировой общественности вышел роман немецкого писателя еврейского происхождения Лиона Фейхтвангера «Лже-Нерон», где автор, лишенный немецкого гражданства, недвусмысленно изобличает рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера. Написанный в жанре пародии исключительно ради того, чтобы выдержать проверку цензуры, роман разоблачает диктаторский режим и пытается дать надежду всем, кто, так или иначе, пострадал от политики нацистской Германии.
Однако, не всякая пародия успешна. Особенно та, где опасения перед цензурой больше, чем желание показать чудовищную правду!
О том, что «Лже-Нерон» - это пародия, читатель узнает с самых первых строк аннотации. Пародийное изображение одного из самых жестоких правителей в истории через призму такого неоднозначного древнеримского императора Нерона не только задает высокую планку для автора, но и способствует развитию интриги. Спустя 13 лет после смерти императора, где не было достойных и пышных похорон, в кругу только самых близких приближенных, проходит слух, что император Нерон – жив. Идеальный двойник, с точной копией манеры речи и поведения, имеет все шансы на успех на внутри- и внешнеполитических аренах. Но каковы будут плоды его правления?..
Когда на руках оказывается пародия, ты ожидаешь искрометного осуждения объекта повествования. Те же самые ожидания присутствовали и при знакомстве с романом Лиона Фейхтвангера. Но писатель, следуя своему холодно-расчетливому и неспешному стилю повествования, не торопится исполнять желание читателя. Медленно и тщательно автор обличает приход национал-социалистической рабочей партии Германии к власти сквозь тернии политических интриг древнего Рима. Фейхтвангер описывает этот исторический период своей родной страны с позиции наблюдателя, осторожно, так как в момент победы нацистов на выборах он уже находился во Франции. Именно этот факт может послужить оправданием отсутствия пародии в начале «Лже-Нерона».
Однако чем дальше заходит повествование, тем сложнее становится находить оправдания для автора. В образе лже-Нерона не так просто усмотреть диктатора Германии. Единственным подтверждением, позволяющим в этом удостовериться, является его манера речи и образ мыслей. Чтобы как-то потешить придирчивых читателей, Фейхтвангер весьма искусно вводит в разговорную речь своих героев основные пропагандистские черты Германии 1930-х годов.
«"Гнусный план, - признал в глубине души Варрон, - но план, обдуманный с большим знанием дела, рассчитанный на психологию черни. Какой плодотворной фантазией обладают плебеи!" - подумал он еще раз. Вслух он сказал:
- А не чересчур ли это грубо состряпано, милейший Кнопс?
- Конечно, чересчур, мой Варрон, - ответил Кнопс.
Варрон слегка вздрогнул - даже этот вот позволяет себе в разговоре с ним фамильярное обращение "мой Варрон".
Кнопс между тем продолжал:
- Но в том-то и вся суть, что мы чересчур грубо это преподнесем. Чем грубее ложь, тем скорее в нее поверят, - заключил он убежденно».
Гораздо лучше автору удается раскрывать исторические картины и политические подоплеки правящей власти. Фейхтвангеру, специализирующемуся на исторических романах, не составляет сложности передать атмосферу времени. И вот уже на фоне государственных дел весьма ярко предстает образ нацистской Германии, где каждое слово имеет вес золота, а поговорка «слово – не воробей, вылетит – не поймаешь», обретает свою роковую для диктаторского режима сущность. При такой недвусмысленной подаче бывший раб, а ныне государственный секретарь Кнопс приобретает явственные черты одного из самых видных деятелей Третьего рейха, чьим мощнейшим оружием было слово… А в капитане Требоне, в ком новоиспеченный император сразу распознал соратника и друга, не составит труда изобличить второго человека Третьего рейха, славящегося большим количеством далеко не всегда справедливо заслуженных наград…
В 1936 году, когда автор увидел выход своего детища на книжные прилавки Франции, оскал национал-социализма только начинал проступать сквозь внутриполитическую ситуацию Германии. Также осторожно, как и в реальности, на страницах романа «Лже-Нерон» все яснее начинают проглядывать главные преступления нацистов против граждан, не угодных режиму. Модернизированная история Фейхтвангера во всем своем гигантском размахе показывает чудовищное наводнение в Апомее, виновниками которого лучше всего было бы выставить христиан… Сквозь защиту пародии Фейхтвангер открыто нападает на нацистский режим, вооружившись реальным историческим фактом и его страшными последствиями.
«План Кнопса был таков: чтобы побудить окраинное население Римской Сирии отложиться от правительства Цейона и перейти на сторону законного императора Нерона, нужен был только внешний, каждому понятный предлог, ибо психологически население было к этому подготовлено. Следовательно, дело сводится к тому, чтобы сделать для всех ясным и очевидным один из фактически существовавших предлогов, а это не так уж трудно. Разве, например, бог, называвший себя Христом, не насчитывал на сирийской границе многочисленных последователей, так называемых христиан, которые фанатически ненавидели законного императора Нерона? Разве эти христиане из одной лишь преступной ненависти и фанатизма не подожгли шестнадцать лет тому назад город Рим? По всей вероятности, они и теперь носятся с такими же дерзкими планами, которые поддерживает правительство Цейона, стремящегося расправиться с верным Нерону населением Сирии».
После этого события в своем произведении, Фейхтвангер уже не нуждается в одобрении цензуры. Он прямо обличает лже-Нерона, дает конкретные предпосылки развития внутриполитической ситуации своей страны, и, наконец, наделяет своего главного героя основными чертами характера, которые очень ярко отобразились в заключительный период Второй мировой войны. Фанатизм, вера в собственное превосходство, непреклонное желание двигаться вперед до победного – или иного – конца, ослепляют читателя на последних главах романа-пародии.
Самым главным достоинством романа Лиона Фейхтвангера, на мой взгляд, является изображение краха фашизма. Писатель, не имевший понятия о том, как разовьются исторические события на мировой арене, истинно верил, что диктаторский режим Адольфа Гитлера падет, дав освобождение всем, кто пострадал от его тирании. Поэтому финал романа «Лже-Нерон» пропитан верой в счастливое будущее и неизбежную справедливость. Автор убежден, что зло сгинет, а его последователи получат заслуженное наказание.
Ведь без тьмы не может быть света.
А без зла не может быть добра!
И как показала История, разве это не правда?