Дом на набережной

Так получилось, что Трифонов для меня очень "личный" писатель. В каждой его книге я нахожу какие-то параллели с собственной судьбой, его герои делают выбор, который приходилось делать и мне. Но мало того, Трифонов умудряется давать героям такие имена, с которыми у меня связано очень многое, и в результате сюжет временами напоминает мою собственную жизнь до невероятного подобия. Впрочем, быть может я преувеличиваю свою исключительность в этом плане, и многие другие читатели найдут в книгах Юрия Валентиновича не меньше "личного", чем досталось на мою долю.
"Дом на набережной" традиционно (об этом сказано и в аннотации) определяют как книгу о влиянии тоталитарной системы на нравственный облик человека... Так-то оно так, да вот настолько ли велико это влияние? Лично я что-то не заметил, чтобы с крушением тоталитарной системы в нашей стране резко возрос уровень морали и нравственности. Безусловно, время, в которое происходит действие книги, наложило свой отпечаток, но "подсиживание" и "выслуживание" как были, так и остались, по-прежнему плетутся интриги, по прежнему кто-то живет хорошо, а кто-то плохо (и те, кто живет плохо, по-прежнему готовы на многое, чтобы жить хорошо). Ничего не изменилось: человек, поступающий честно и по совести, все также рискует, конечно, уже не жизнью, но тем не менее. "Дом на набережной" - книга, которая не станет "артефактом эпохи", так как сама ситуация выбора, когда предательство сулит выгоды, а честность связана с ущербом себе любимому, встречается сплошь и рядом.
Но полноте, а был ли мальчик? Никто ни на кого не донес, не оклеветал, не бросил с малолетним ребенком - ничего такого, каждый сам выбрал свою судьбу. Где предательство? В чем подлость? Это в детстве все просто: сдал - значит предал, отказался, сбежал - значит струсил. И те, кто не расстается с этими детскими наивными воззрениями, долго и хорошо не живут, а часто и просто долго не живут. Во "взрослой" жизни все сложнее, приходится учитывать последствия.. и вот тут невольно задумываешься: "А стоит ли "рыпаться", выступая в роли поборника справедливости, если шансы добиться этой справедливости равны нулю?". Ничего ты этим в судьбе "жертвы" не изменишь, только в своей судьбе... только в своей.
Помимо этого "Дом на набережной" - это книга о любви и просто о жизни. Книга, читая которую не приходится разгадывать загадки, выискивать аллюзии (хотя Достоевский в это доме явно проживает) и восхищаться красочными метафорами. Зато приходится задавать себе тяжелые вопросы, на которые существуют еще более тяжелые ответы... Если конечно вы рискнете быть честными с самим собой, ведь предать себя не сложнее, чем другого... к тому же это как правило происходит одновременно.
Не будет поцелуев символичных,
Ты сам и не заметишь даже.
Все отлично,
Единожды предавший.

“Никого из этих мальчиков нет теперь на белом свете. Кто погиб на войне, кто умер от болезни, иные пропали безвестно. А некоторые, хотя и живут, превратились в других людей. И если бы эти другие люди встретили бы каким-нибудь колдовским образом тех, исчезнувших в бумазейных рубашонках, в полотняных туфлях на резиновом ходу, они не знали бы, о чем с ними говорить. Боюсь, не догадались бы даже, что встретили самих себя”.
Есть такой поздний советский фильм “Зеркало для героя”, в котором двое случайных знакомых из 1988 г. переносятся в 1949 и застревают в одном дне, который постоянно повторяется. Важное они поймут про себя и свою страну, смогут почувствовать дух того времени, действовать, а не смиряться, стать наконец-то героями, а не зрителями. Я нахожу что-то общее с этой повестью, несмотря на иной сюжет.
А как прекрасно все начиналось для Вадима Глебова. Большой дом на набережной, с 24 подъездами, лифтом, столовой манил, влек к себе, казался чудом из чудес тому, кто жил рядом в маленьком домишке без удобств. В том необыкновенном доме жила советская партийная элита, были друзья, к которым можно приходить, строгие лифтеры, огромные коридоры, паркет, бамбуковая мебель, бюсты и книги, прекрасные ароматы вместо выбитых ступенек, бурой штукатурки, темной лестницы, вечного керосинового запаха и постоянно занятой кухни. Постепенно возникает и усиливается чувство несоответствия, зависть, обида – почему кому-то все и сразу без усилий, а ему – нет? И это чувство несоответствия будет преследовать потом всю жизнь. Пробиться, достичь чего-то малой кровью, пользоваться благами друзей. Выживать, а не жить, пробиваться, а не работать с энергией и азартом, пользоваться, а не любить, убегать, а не решать.
Самое худшее и самое лучшее в этой повести – описание посредственности, обычного человека, не героя, не борца. Он никому не вредит и не старается быть особо полезным, он откладывает на потом принятие важного решения, полагается на “авось”, он не увлечен своим делом и у него нет талантов, он не чувствует любви или желания заботиться о ком-то. Он безликий, как щепка, которую швыряет в разные стороны течение. Это выгодно и удобно – отказаться от ответственности. Нет цельности, твердости, есть аморфность, безволие и скука. Иметь эту самую цельность опасно, принимать решения – и того хуже, попадешь под каток и не соберешь костей, проще и выгоднее угождать всем – и нашим, и вашим, быть хорошим, удобным, авось пронесет, и можно будет карабкаться вверх, не задумываясь о таких словах, как “честь”, “дружба”, “любовь”, “взаимопомощь”. Самое интересное в том, что он способен быть честным перед собой, не лишен он и благородства и осознает, как следует поступить. В нем есть хорошее начало, как и в каждом человеке, но он не позволяет своим лучшим качествам развиться. А еще липкий, холодный, неприятный, скользкий, ползающий страх “оказаться вдруг на камнях, в крови, с переломанной ключицей”. Чем же можно объяснить его поведение, его самого, как он стал таким - завистью, атмосферой страха, душевной ленью, инфантильностью, удобством, стремлением хорошо устроиться? Самые обычные вещи, столь часто встречаемые, что ими трудно удивить.
Есть еще в повести Левка Шулепа – друг Глебова, “золотой” мальчик, молодцеватый, но лопух, ему все позволено, и он всегда вроде бы в дамках, но и в нем что-то ломается; Соня Ганчук, для которой любовь = жалость, которая готова беззаветно и бескорыстно отдавать; Антон Овчинников, “осьминог – так назывались благородные и чистые рыцари науки, кого интересовало все равно что, но непременно выходящее за рамки школьной премудрости”. У них есть прототипы, этот Антон (в реальности Лев Федотов) - интересный мальчик, всесторонне развитый и не похожий ни на кого.
Повесть в самом начале меня увлекла, в середине провисла, шло непонятное топтание на месте, сюжет развивался слабо, и под конец вновь разгорелся угасший было интерес. Хотелось встряски, она и произошла, и здесь Глебов замечает, как на него реагируют окружающие: ненависть, язвительность, “застывшее, бескровное лицо”, какие-то слова, важные, значимые, болезненные, которые он вытеснил из памяти. А ведь он не сделал ничего. Ни-че-го. Иногда бездействие красноречивее любых поступков.
Написано автором вроде бы неплохо, но что-то мешало удовольствию от чтения… Мешало сравнение себя с героем, вольное или невольное, и те качества, которые есть в нем, я могу найти в себе. Поэтому читать было не так приятно, но определенно полезно. В этом большой плюс книги – она близка, не усложнена языковыми оборотами, бьет по самым больным местам, нет осуждения или высмеивания, но она задевает “настоящестью” и ранит тем, что отзеркаливает такое обычное, бытовое, естественное. И почему-то от этого становится горько.