Золотой храм

"Все говорят, что жизнь - сцена. Но для большинства людей это не становится навязчивой идеей, а если и становится, то не в таком раннем возрасте, как у меня. Когда кончилось мое детство, я уже был твердо убежден в непреложности этой истины и намеревался сыграть отведенную мне роль, ни за что не обнаруживая своей настоящей сути". Эта цитата из почти автобиографического романа Мисимы “Исповедь маски” по мнению некоторых исследователей его творчества и Чхартишвили в частности как нельзя лучше характеризует жизнь Мисимы и в какой-то степени объясняет его смерть. Экстравагантный, неординарный, эпатажный, оригинальный – нет нужды повторять бесконечное число эпитетов, которыми характеризовали Хираока Кимитакэ, взявшего себе псевдоним Юкио Мисима – “Зачарованный Смертью Дьявол” и пожелавшего даже из своей смерти устроить театральное представление. Я заинтересовалась его творчеством благодаря главе “Жизнь как роман” из книги все того же Чхартишвили “Писатель и самоубийство”, где весьма кратко, но интригующе и емко рассматриваются поступки Мисимы, его жизненная философия и мировоззрения.
В романе “Золотой Храм”, основанном на реальных событиях, Мисимой создана история монаха, который сжег Кинкакудзи. Болезненный, заикающийся, непривлекательный (есть автобиографические нотки), поклоняющийся красоте Храма и тем не менее уничтожающий его. Настолько ли Храм прекрасен в действительности или это игра воображения, которая будет преследовать героя как наваждение? Храм постепенно превращается в некий фетиш, объект поклонения, который сияет тем ярче и кажется все прекраснее благодаря контрасту с самим монахом, который чувствует себя неполноценным и никому не нужным. Из-за заикания он не может высказать свои идеи, терзающие и мучающие его, ощущает свою непохожесть, а главное – переживает постоянное, нескончаемое одиночество. У него есть друзья, но все же он одинок.
Цурукава – его позитив, неверно интерпретирующий его поступки, видящий только хорошее, светлое благодаря своей чистой, незамутненной душе. Антипод Цурукава – Касиваги, использующий свое увечье для завоевания женщин, возникновения у них чувства жалости, сострадания и, в конечном счете, поклонения уродливым ногам. Он не верит в долговечную красоту, лишь мимолетная, воздушная, непостоянная красота его прельщает.
Во время войны послушник мечтает о том, чтобы Храм был разрушен бомбардировками, ведь тогда и он со своим дефектом, и Храм окажутся на одной ступени. Храм станет ничем, пустотой, останутся лишь развалины, красота исчезнет, исчезнет и иллюзорный образ, манящий, притягивающий, покоряющий своей воле. Но чуда не произошло, Храм продолжает стоять на месте, величественный, великолепный, мрачный, отражающийся в глади пруда, с парящей птицей феникс на крыше.
Действие романа разворачивается неспешно, глубокий анализ внутреннего мира главного героя впечатляет, ведь некоторые его идеи схожи с воззрениями самого Мисимы, который считал, что именно гибель делает Прекрасное еще более совершенным.
Показательны моменты, когда послушник пытается достучаться до Наставника, совершая неблаговидные поступки, как бы обращаясь к нему, пытаясь обратить на себя внимание. Он жаждал порицания, возмездия за свои поступки, последующее его покаяние могло сблизить их, ему требовалось дружеское участие, совместная молитва и хоть капля понимания, однако ничего этого не произошло. Так все же кто он – жертва или преступник? Жертва болезненной страсти, плененная недостижимой красотой Золотого Храма, жертва своего комплекса неполноценности, осознания своей никчемности? Или преступник, ненавидящий то, чем ему никогда не стать, мечтающий уничтожить образ Прекрасного, многократно преувеличенный его собственным воображением, желающий таким образом избавиться от бренности бытия и достичь просветления? Может, послушник и жертва, и преступник в одном лице, поскольку уничтожением Храма он, прежде всего, стремился разрушить то Прекрасное, что было в его душе.

Наличие других рецензий на роман Мисимы "Золотой храм" избавляет меня от необходимости подробно разбирать для потенциальных читателей главных героев и перипетии сюжета. Благодаря этому я могу остановиться лишь на своих субъективных впечатлениях.
Конечно, спасибо Акунину-Чхартишвили за столь художественный перевод текста. Думаю, что роман лишился бы половины своего тонкого психологизма, если бы не талант переводчика.
Как истинное произведение искусства роман затрагивает многие пласты философских, религиозных, психологических вопросов. Вопросов важных, поднимаемых писателями и мыслителями - уже не раз.
Лично я в процессе чтения уловил перекличку с такими произведениями как "Преступление и наказание" – Достоевский (вошь человек, или имеет право власть иметь?); "Степной волк" - Гессе; "Кирпич и музыка" - Грин, экзистенциальные мотивы Камю.
Относительность человеческого разума, и абсолютность чувств вызывают в сознании главного героя Мидзогути внутренний конфликт. Разум говорит ему, что в мире нет ничего безусловно важного и великого, все имеет ценность лишь относительно каких-то отправных точек, человеческих ценностей. Все великое - лишь плод нашего мышления.
А чувства, прорываясь сквозь разум, говорят - вот она Красота - великая и поражающая, захватывающая и покоряющая – она не может быть лишь в моем сознании...
Внутренний конфликт Мидзогути подкрепляется и внешними событиями. Несоответствие поведения Учителя своему статусу и ожидаемому духовному опыту. Разрывающее сознание общение с двумя друзьями - Цурукавой и Касиваги - словно двумя разными частями собственного сознания. Всё это и вызвало столь длительные метания в принятии окончательного решения о сожжении храма.
Не думаю, что юный монах сожжением пытался заявить о себе в качестве компенсации за вынужденную полунемоту заики… - это лишь второстепенный юношеский мотив или стремился увековечить совершенство красоты, тем самым, спасая ее от неминуемого старения и разложения.
Сам для себя Мидзогути считал, что сожжением хочет донести людям осознание:

«…может показаться, что человека убить очень легко, но это ошибка, над ним ореол вечной жизни; в то же время красоту Золотого Храма, представляющуюся несокрушимой, вполне можно стереть с лица земли. Нельзя вывести с корнем то, что смертно, но не так уж трудно истребить нетленное...»

Но мне кажется... прежде всего, он пытался уничтожить внутри себя одну из сторон, вызывающую в его душе вышеописанный конфликт разума и чувств, вызывающую его душевный трепет.
А весь стержень романа заключен в том, что от первой мысли о сожжении храма до самого последнего момента перед поджогом реальность всеми событиями подталкивала Мидзогути к осознанию, что ничего он этим поджогом не решит и не исправит. Ведь и бесплодность его противодействия с Наставником, и опыт общения с проституткой, и манипуляции уродством Касигави словно говорили ему - мир таков, каким ты его себе представляешь. Хочешь ощущать себя уродцем - ощущай.. хочешь освободиться от психических зависимостей - ищи в самом себе гармонию чувств и разума (как это делает Гарри в "Степном волке").
При этом Мидзогути, конечно же, не дремучий рабочий Евстигней из Гриновского рассказа "Кирпич и музыка", который услышав вдруг проникающее, тревожащее воздействие музыки, просто не смог найти ей правильный отклик, и как все непонятное и незнакомое предпочел разрушить - бросил кирпич в окно, откуда слышались звуки.
Нет, Мидзогути частично осознает, что такое красота и как она воздействует на него, мучается вопросами, ищет ответы. Но увы... до осознания самого себя ему еще далеко. Задумав Деяние (с большой буквы для себя самого) он рассчитывает на какой-то внутренний перелом, которого, как мы видим, по финальным абзацам романа - не происходит... И последняя фраза "Еще поживем..." – согласно буддийским верованиям говорит лишь о долгих и долгих кругах духовного восхождения, которые ждут юного монаха до его окончательного пробуждения и выхода из круговорота жизни.

Книгу открывает рецензия от всем известного Григория Чхартишвили, после которой автору данных строк даже как-то неловко говорить о замечательном произведении японского автора. Что ж, я не соревнований ради делюсь своим мнением об этой книге.
... Когда вы прочитаете эту книгу (а я надеюсь, что вы обязательно сделаете это), задайтесь одним простым, на самом деле, вопросом: "А почему Юкио Мисима так и не стал лауреатом Нобелевской премии"? Разумеется, престижные премии не дают за одно-два произведения, но если вы решите-таки докопаться до истины и ознакомитесь с литературным наследством Одержимого Демоном (хотелось бы особо выделить его пьесы), то еще большее недоумение сядет вам на затылок. Ну да ладно о премиях...
Роман хочется окрестить по аналогии с его названием - золотым. Он такой и есть, не бойтесь! Кто знает, может быть произведение харизматичного японца откроет вам истинную красоту Смерти, которая столь очаровательные чарующие танцы плясала перед ним всю жизнь...