Лучшие цитаты из книги «Хранитель Урожая»
«Леиф была совершенно голой. Она стояла на карачках, прогибаясь под страшным существом, что по-собачьи имело ее сзади. Взгляд у Леиф был отсутствующим, затянутым поволокой похоти; губы ее были призывно приоткрыты, словно приглашая окунуться в ее горячий рот; ее розовые, спелые груди с возбужденными сосками пружинисто покачивались в такт неравномерным толчкам. Серебристо-серый зверь, что елозил на ее ягодицах, выгибался дугой. Клыкастая пасть зверя была приоткрыта, его мощные лапы фиксировали Леиф за талию, а его глаза без зрачков лучились золотом.»
«За эти часы, посвященные изучению друг друга, Леиф была абсолютно непостижимой: безропотной и взрывной, целомудренной и распутной. Она была словно ковкий бархатный метал, что стонуще плавился и стекал по мне. Иногда в сумасшедшем задоре она становилась необъезженной и дикой, вынуждая меня деспотично унижать и укрощать ее. И всякий раз она молила о проникновении и обильном урожае, бесстыдно показывая мне самые сокровенные уголки своего влажно-упругого тела. И всякий раз я щедро орошал ее, доказывая животному внутри себя, что она моя — везде.»
«Я потерянно заморгал и с испугом огляделся: на подоконнике сидела черная и застывшая Леиф, в тусклых лучах света мелкими уколами червоточин застыли пылинки, черное вино горелой бумагой не спеша сворачивалось о стенки бокалов. Даже звуки оказались покорены этим жутким явлением: все они застыли на одной протяжной, похоронной ноте. Я перевел взгляд вниз: из центра моей груди неравномерными толчками выходили чернильные струи дыма. Я безуспешно дернулся и надрывно закричал — но, к своему ужасу, не услышал и не почувствовал своего вопля. Вдруг чернильный дым втянулся обратно в мою грудь, и почерневший мир снова стал прежним: пылинки сдвинулись со своих мест, Леиф тихонько принялась болтать розовыми ногами, а вино обрело свой будоражащий цвет жизни.»
«Шел противный мелкий дождик, покрывавший нас равномерной пленкой воды. Тихонько пузырились маленькие лужи. Сизое небо висело совсем низко и было похоже на желавшего нагрубить старика. Срывавшиеся с деревьев желтые листья влажно ложились на скульптуры и надгробия. Утопавшее в мерцавших всполохах теней кладбище напоминало суицидальный пьяный календарь, флегматично сдиравший с себя остатки пожелтевших дней.»
«— Ладно, подыграю этой кошачье-светской беседе… Что ты такое? И что это за дерево? И почему во мне всплывают обмылки чьих-то воспоминаний?! — Да кто ж знает! Я ж не справочная! — нагло пожал плечами кот и вредно улыбнулся: — Я просто самоговорящий автономный котик с большими маракасами! Вот и всё. Хах! «Интересно, как ты запоешь, когда я тебя твоими "маракасами" немного об это дерево потру!» — нахмурился я. — Не очень, — довольно проинформировал меня кот, рассматривая свою когтистую лапу. — Что «не очень»? — Запою не очень. В смысле голоса не хватит. Да и не март сейчас. — Ты что, читаешь мои мысли?! Кот меланхолично взглянул на меня и молниеносно растянулся в мужчину в кожаном пальто с черно-перламутровым переливом и с зеркальной маской на лице. От неожиданности я попятился и упал.»
«Ночью, после того как я вернулся домой, за мной следом заявился в кошачьем виде Вархириус, позвякивая в притащенном на себе пакете четырьмя ледяными бутылками водки. Пили мы много и молча. Вархириус ловко держал лапами рюмку и так же ловко поддевал когтями закуску. Через две бутылки водки он вывел меня на улицу и отвел в неприметный грязный салончик, где за грошовую выпивку делали вполне сносные татуировки. Идея рисунка, как ни странно, была моей. Вархириус на это только пьяно и довольно замурлыкал. Когда мы вернулись обратно, Вархириус вылил целую бутылку водки в большую миску, откуда стал осатанело лакать, лишь иногда делая перерывы, чтобы откусить от толстенной палки колбасы, украденной им где-то по дороге. Так тот вечер и закончился: Вархириус уснул мордой в полупустой миске с остатками водки, а я просто ушел спать, переложив перед этим его тяжелую голову на прохладный пакет со сметаной.»
«Вдохнув возбуждающий аромат своего обеда, я демонстративно набил рот золотистым картофелем, что блестел маслом и крупинками соли. Затем я быстро втянул с вилки губами кусок яичницы, и теплый желток густо обволок картофельные ломтики, похрустывавшие на моем языке. — Думаешь, если я сейчас кот, то не смогу навалять тебе и отобрать еду? — сумрачно поинтересовался Вархириус. — Да я убивал за еду! Да я… нглк… за еду… — Давай… мнм… давай, — промычал я, хрустя и причмокивая. — Под… байки-лейки хорошо… м-м… идет! Я взял томленный в базилике помидор и смачно надкусил его. Зажмурившись от удовольствия, я взял перечницу и поперчил себе прямо в рот. Вархириус затаив дыхание проследил за полетом перчинок, сжал лапы и медленно разорвал салфетку.»
«Я распахнул дверь и невольно приоткрыл рот: стоявшая на пороге обнаженная женщина была одновременно ослепительна, прекрасна и божественна. Прямые ярко-желтые волосы женщины тяжелым каскадом ниспадали до ее тонкой талии, обрамляя ее пленительную грудь и напоминая собой жидкий янтарь. Помимо волос, худощавое, меловое тело женщины было символически укрыто прозрачной накидкой шафранового цвета, что невесомо держалась на ее гладких бедрах и точеных плечах. Бесстыдно выставленные алебастровые полусферы груди женщины, словно созданные быть вершиной мужских мечтаний, были безукоризненно симметричны и объемны. Их пунцовеющие соски торчали дерзко и вызывающе: будто два алеющих приглашения укусить их и пососать. — «Один сосочек и за меня укуси…» — сонно пробормотал Вархириус. Женщина одной рукой легко держала пятилитровую бутылку красного вина. Босой ступней она поигрывала поставленной на ребро огромной головкой сыра. Вторую руку гостья царственно упирала в бок.»
«Лицо Бивид было аристократичным, белым и не имело каких-либо мимических морщин, напоминая собой восхитительную маску с лихорадочно-красными губами. Беззрачковые глаза Бивид, мягко светившиеся золотом, в один миг изменились, став вполне человеческими: серыми и очень красивыми. Бивид, благоухая душистым ароматом лета и меда, отдала мне вино и величественно прошла на кухню. После каждого ее шага на полу вырастали маленькие синие цветы, морща паркет моей квартиры. — Грибок на ногах? Понимаю, — сокрушенно качнул я головой, заходя за ней следом на кухню и с трудом опуская на стол сыр и вино. — О-о! Та самая дерзость, по которой я так скучала! — сладко заметила Бивид и невесомо присела на краешек стула. — Расслабимся перед беседой? — Наркотики? Анальный секс? Может, иглы под ногти? Что тебе предложить? — любезно поинтересовался я. Бивид довольно и непринужденно засмеялась каким-то тягучим и обволакивавшим смехом. — Только сыр и вино! — удовлетворенно сказала она и щелкнула пальцами.»
«— Планета заблокирована, закупорена и зажата, словно целка на дискотеке! Но одна лазейка всё же есть, — довольно потер руки Вархириус. — Так что шагнем прямо в блядские звезды, парень! — «В блядские звезды»? — мелко затрясся я. — Это… прямо в небо шагнем, что ли? Или… ну… вознесемся? — Шагнем, — злорадно ответил Вархириус и наполнил миску вином. — Влетим небесам прямо в зад! — А может… можно как-то по-другому? Ну… не прямо… шагать в этот «зад». «Сукин кот! Только бы не в небо падать!» — покрылся испариной я. — Конечно можно! — вальяжно подбоченился Вархириус. — Ты изучаешь ракетное дело, затем строишь ракетоноситель, и мы, предварительно отстрельнув несколько ящиков пива, уносимся в звездную даль! Вхиу-у! Ха! Планета закрыта от любого проникновения — физического, астрального, анального! Хотя нет: анальный-то как раз и открыт! Хах-ха!»
