Цитаты из книги «Лепестки»
«Замухрышка захрипела, завращала глазами. Они расширились от усилия, и она увидела розовое полукружье комнаты. Лицо помощницы, разрезанное поперек лба вздувшейся от злобы веной; ухмыляющееся лицо кухарки и ее жирные щеки, похожие на собачьи брыли. Она моргнула, и картинка передвинулась во времени вперед. Словно из жизни выхватили несколько секунд.»
«Замухрышка почувствовала, как кто-то наступает ей на ногу. И увидела морду еще одной прихлебательницы. Хотела перебросить вторую ногу через голову кухаркиной помощницы, но не успела размахнуться, как еще кто-то упал рядом с ней на пол и прижал вторую ступню к полу. В бессилии она стала вырываться. А помощница, почувствовав подмогу, всем телом навалилась на колено. Замухрышка закричала, стала сучить руками, но помощница уже пересела ей на грудь и придавила тем же коленом правую руку. Еще мгновение и на шее Замухрышки сомкнулись ее руки.»
«Она чувствовала упадок сил. Не как тяжесть, прибивающую к земле, а как неустанное давление отовсюду разом. И если отбросить чувство усталости, то тяжесть эта хватает сердце. И давит; смотрит в глаза и давит. Даже видя во взгляде человеческое, не животное; оно настолько чуждо, что может продолжать давить, осознавая перед собой человеческое существо.»
«Правая рука потянулась накрест к левому боку, словно мужчина решил себя приобнять. Едва слышно скрипнула кожа, а следом хрупнула заклепка. Черная змейка скользнула к ногам с высоты его пояса. Узелок на конце вот-вот стукнется в пол. Но вместо этого мужчина резко взмахнул рукой, отправляя его в полет. Полоски кожи скрипнули в воздухе, расправляясь и со свистом разрезая пространство перед собой. Замухрышка почувствовала, как обожгло кожу на опущенных руках. И готова была то ли вскрикнуть от боли, то ли пошатнуться и завалиться на пол. В чувство ее привел звук перекатывающегося по доскам котелка. Она посмотрела на руку и убедилась, что та цела. Первый взмах кнутовища одарил ее лишь дуновением потревоженного воздуха.»
«Главная выкрикнула что-то грубым голосом и замахнулась на Замухрышку. Очевидно, не прослеживая разницы между девушкой и расшалившейся мухой. Но та не самоустранилась привычно для главной, а вместо этого разогналась и врезалась в ту локтями. Главная завибрировала. И когда телесное движение прекратилось, по инерции сделала шаг назад и остановилась. Замухрышкин ущерб оказался сильнее. Девушку отбросило к столу; стремясь удержаться в вертикали, она проскребла руками по столешнице, сметая на пол разночинную утварь.»
«- Посмотри нам в глаза Замухрышка честно попыталась, но нашла только влажные говорящие рты - жующие и выплевывающие слова. Как будто вся их ценность на вес жратвы, которую они могли по положению своему изводить без меры. И эта - черная - несправедливость пошла пятнами на белоснежном фартуке главной. Как горящая фотокарточка он оплавлялся в ее глазах и усыхал, превращаясь в серую тряпку, объявшую необъятное тело. Не своим голосом Замухрышка промычала: - Довольно!»
«Толстые щеки заметно подрагивали - то ли от гнева, то ли дожевывая предыдущую такую же выскочку. Она двинулась в сторону Замухрышки, застив пространство кухни своим белым передником - особой гордостью, отличительным знаком. Его белизна выдавила из Замухрышки последние остатки правоты. И она согнулась, сама не зная, в чем передник решил ее обвинить.»
«Следом потянулись попарно девицы. Они держали друг друга за руки, напевали и качали белыми руками в такт собственной песне. Замухрышка повернула голову на Лилию и увидела, как та завороженно смотрит на подруг. И подпевает одними губами. Вот уже наставница и Астра вступили на ступени чертога и стали подниматься к зияющей тьме портала. На сердце становилось всё тревожнее. Я это знаю Песня разбегалась, становясь ритмичнее, быстрее. Рядом раскрывала рот Лилия. Но слова переставали выходить из ее рта. Вместо этого они витали повсюду в воздухе. Смешиваясь с отблесками факелов и невесть откуда просочившегося зеленоватого свечения. Провожающие выстроились на лестнице. Их было теперь отчетливо видно, но проклятый оттенок делал картину неровной, зыбкой. Голоса поднимались все выше. Становились глуше, как будто затягивались под своды чертога. А потом возвращались эхом, как будто переиначенные сзади-наперед.»
«Замухрышка почувствовала, как в груди лениво поворачивается страх. Страх перед ночью и тьмой, который не вытравить никаким одиночеством. Чего говорить о маленьком заплутавшем человечке, спящем, кушающем и справляющим нужду под неусыпным взором таких же заблудших доходяг.»
«Уложенные ими дорожки превратились в границы. Дальше простирались владения тьмы. Прорезаемая бойницами и оконцами, она поднималась сначала сквозь арки павильона, а дальше уходила ввысь отвесными стенами и неясными очертаниями башен. Световые пятна казались зубами, а павильон - захлопнутой пастью. Тварь приложилась к земле и пожирала ее могучими челюстями. Но была не прочь закусить и человечинкой. А вместо того, чтобы убраться из этого места прочь, девушки поднырнули под своды.»
