Цитаты из книги «Кукла»
«Я заранее знаю, что не смогу помочь, но, видишь ли... огорчение - это как отрава: лучше его выплюнуть...»
«Над человечеством сгущается некий духовный мрак, подобный ночи. Днем все было красивым, радостным и хорошим; ночью все становится грязным и опасным»
«Если морские приливы доказывают, что луна - не иллюзия, а реальная планета, так почему бы этим странным зданиям не подтвердить реальности потустороннего мира?.. Разве с меньшей силой притягивают они к себе души человеческие, чем луна волны морские?»
«Каждая птица там в вышине и каждый человек на земле воображает, что направляется туда, куда хочет, и только со стороны видно, что всех их несёт вперёд некая роковая сила - более мощная, чем их желания и намерения. Может быть, та же самая, которая разносит по ветру снопы искр, вылетающих ночью из трубы паровоза? На миг блеснут они и погаснут навеки, - и это называется жизнью.»
«Магазином я теперь почти не занимаюсь и все чаще подумываю о поездке в Венгрию. Двадцать лет не видеть ни полей, ни лесов... страшно подумать! Я уже начал выправлять паспорт, думал, хлопоты протянутся с месяц. Между тем взялся за это Вирский - и в четыре дня раздобыл мне паспорт. Я даже струхнул... Делать нечего, надо ехать, хоть недельки на две-три. Думал, приготовления к отъезду займут не меньше недели... Куда там! Опять вмешался Вирский - сегодня купил мне чемодан, а назавтра уложил мои вещи и говорит: "Поезжай!" Меня даже зло взяло. С чего это они, черт возьми, хотят от меня избавиться? Велел всем наперекор вынуть вещи, а чемодан покрыть ковром, потому что мне это уже на нервы начало действовать. Но, что ни говори, хорошо бы куда-нибудь поехать... так бы хорошо...»
«Ей не спалось, в сердце боролись самые противоречивые чувства: гнев, боязнь, любопытство и какая-то истома. Минутами она даже изумлялась, вспоминая как дерзко вел себя скрипач. С первых слов он заявил, что она самая красивая из всех виденных им женщин, идя с нею к столу, он страстно прижал к себе ее локоть и признался ей в любви. А за ужином, не взирая на присутствие Шестальского и панны Жежуховской, он так настойчиво искал под столом ее руку. И... что ж ей оставалось делать! Таких бурных чувств она ещё никогда не встречала. По-видимому, он действительно влюбился в нее с первого взгляда, влюбился безумно, смертельно. Разве не шепнул он ей на ухо, что, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью ради того, чтобы провести с нею несколько дней. "И как же он рисковал, говоря подобные слова!" - подумала она. Ей не приходило в голову, что рисковал самое большее тем, что будет вынужден удалиться до конца ужина.»
«В нескольких шагах сидели Вонсонская и Охоцкий. - Моя кузина решительно перестает мне нравиться. - Но, кажется, и Вокульский что-то заметил. - отвечала Вонсонская. - Жаль мне его. - О, за Вокульского можете не беспокоиться. Сейчас он побежден, но когда наконец прозреет... Такого веером не убьешь. - Тогда может произойти трагедия. - Никакой. - возразил Охоцкий. - Люди сильных страстей опасны, когда у них нет ничего в резерве... Вокульский - человек незаурядного ума, и ему известно замечательное изобретение. Клянусь, ради подобного дела можно пожертвовать даже десятком возлюбленных! - Значит, вы и мною пожертвовали бы, неблагодарный? - А разве Вы моя возлюбленная? - Но... тем лучше, если вы не любите меня. - Догадываюсь почему. Вы неравнодушны к Вокульскому. Вонсонская вспыхнула. - Я не хочу разыгрывать перед вами комедию, несносное вы существо! Он и в самом деле не безразличен мне и потому... я стараюсь всеми силами, чтобы он добился Беллы, раз уж... этот безумец любит ее»
«Эти предосторожности и тон музыканта покоробили Вокульского; все же в он направился в гостиницу. Швейцар послал своего помощника наверх, а сам стал занимать его разговором. - Людно у нас сделалось из-за этого итальянца!.. Господа валом валят, а пуще всего - женщины.. Пришлет сперва письмо, потом букет, а там и сама заявляется под вуалью, мол так ее никто не узнает... Право, вся прислуга смеется! А он не всякую принимает, хоть иные его лакею и по трешнице совали. Зато как разгуляется, так возьмет и закажет ещё два номера, в разных концах коридора, и в каждом номере другую ублажает... Рьяный, черт! Прошло десять минут. Вокульский направился к лестнице, чувствуя, как в нем закипает гнев. - А что прикажете передать пану Молинари? - Пошли ты его... знаешь куда? - Слушаюсь, ваша милость - отвечал обрадованный лакей. - Наконец-то хоть один барин раскусил этого замухрышку-итальянца. Нос задирать умеет, а как до чаевых, так три раза гривенник повернет, пока даст...»
«Ставская не умела определить свое чувство к Вокульскому. Она даже находила его довольно привлекательным, но была к нему совершенно равнодушна. Потом он исчез из Варшавы. Как-то один из знакомых назвал Вокульского "чертовски энергичным человеком", ей понравилось, и она решила получше разглядеть его. Наконец однажды ей удалось обменяться с ним двумя или тремя словами, и тогда он произвел на нее сильное впечатление. Ее поразил контраст между словами "чертовски энергичный" и тем, как он держался: не чувствовалось в нем ничего "чертовского", - напротив, он был тих и грустен. И ещё она заметила его глаза, большие и мечтательные... "Прекрасный человек!" - подумала она. С тех пор, когда в ее присутствии произносили имя Вокульского, ее томило какое-то недовольство - то ли им, то ли собой, она не знала. Скорее всего собой, потому что Ставская никогда и никого ни в чем не винила, при чем тут он, если она такая смешная и ни с того ни с сего смущается.»
«Панна Изабелла смотрела на рассказчика с таким восхищением, так живо отвечала на каждую его фразу движением, улыбкой или взглядом, что у Вокульского потемнело в глазах. Он встал и, простившись, вышел вон. "Не понимаю я эту женщину! - думал он. - Когда она настоящая и с кем она настоящая?" Но, пройдя немного по морозу, он поостыл. "В конце концов, - думал он, - что ж тут особенного? Она вынуждена жить с людьми своего круга; а живя с ними, приходится слушать их дурацкие речи. Ее ли вина, что она прекрасна, как богиня, и что ее все боготворят?.. Но все же... выбирать себе подобных знакомых... Ах, подлый я человек, всегда приходят мне в голову низкие мысли!.." Всякий раз после посещения панны Изабеллы, когда его, подобно назойливым мухам, одолевали сомнения, он спасался работой. Проверял счета, заучивал английские слова, читал новые книги.»
