Цитаты из книги «Пушкинский дом»
«Любая точка настоящего является концом прошлого, но и концом настоящего, потому что жить дальше нет никакой возможности, а мы живём.»
«Литература компенсирует беспринципность и халтурность жизни своей порядочностью. Что станет с литературой, если автор будет в ней поступать, как в жизни, - уже известно: не станет литературы. Она сольётся с жизнью, от которой призвана отделиться.»
«Либеральный безумец! Ты сокрушаешься, что культуру вокруг недостаточно понимают, являясь главным разносчиком непонимания. Непонимание – и есть единственная твоя культурная роль. Целую тебя за это в твой высокий лобик! Господи, слава Богу! Ведь это единственное условие ее существования – быть непонятой. Ты думаешь, цель – признание, а признание – подтверждение того, что тебя поняли?.. Болван. Цель жизни – выполнить назначение. Быть непонятой или понятой не в том смысле, то есть именно быть не признанной – только и убережет культуру от прямого разрушения и убийства. То, что погибло при жизни – погибло навсегда. А храм – стоит! Он все еще годен под картошку – вот благословение! Великая хитрость живого.»
«Памятнику суждена вечная жизнь, он бессмертен лишь потому, что погибло все, что его окружало. В этом смысле я спокоен за нашу культуру – она уже была. Ее – нет. Как бессмысленная, она еще долго просуществует без меня. Ее будут охранять. То ли, чтобы ничего после нее не было, то ли на необъяснимый «всякий» случай.»
«В наше время уже очевидно, что Ахилл самый обреченный человек и падет едва ли не первым. Потому что бессмысленно бить по неуязвимым местам, когда есть эта прозрачная пятка...»
«Нет ничего некрасивей женщины, если вы ее не любите, если уже на то пошло. Только временный обман, оптический фокус, а потом – одно уродство и неудобство.»
«Времени еще прошло. Ничто вроде не изменилось, а все стало другим. Ничего не узнать, а все то же самое. И Лева – на вид совсем другой: поосунулся, переоделся, стал поуверенней, понахальнее, попривык к своим мукам, пообтерся об себя же. Хвастаться вроде нечем, а что-то уже было в его жизни, а это, само по себе, что-то. Он приобрел кое-какие черты из тех, что всегда у него были. Он как бы проявился, проступил сквозь себя.»
«Господи! каким молчанием бываю я наказан! шарю в темноте, пустоте, слепоте и звука шороха не слышу. Вот уж доказательство, что ничего-то вокруг нет. Когда тебя – нет. Поиски вне себя – тщетны. Мир невидим в твое отсутствие. Наказание Божье, награда Божья миром, существованием вокруг тебя...»
«Другое соображение задевает нас: какими бы разрушительными ни казались изменения, происшедшие с человеком, личность в нем, коли она была, остается тою же на всем протяжении, может быть даже, за счет искажения, деформации, даже обезображивания всех прочих обнимающих ее параметров.»
«Пошлость – это, впрочем, не сама по себе «доступность», а отношение к «доступному», как, скажем, к воде и воздуху у нас пошлое отношение (то есть что они – даром). Счесть законы природы оскорбительными для Человека с большой буквы (или дороги...); победить Природу с ее тяготением... Вести материальное отношение к абстрактным категориям, с одновременным привитием романтического взгляда на реальность – вот методология Пошлости. Основа уже заложена, русло под ее поток распахали борцы с нею, пророки «новой жизни» – «милый Чехов», «сложная фигура Горький». Что-то, однако, ноет, что именно твоя жизнь прошла... что именно ты провалился в промежуток... что именно тебе не повезло с веком... Вот это-то Она и есть».»
