Цитаты из книги «Собрание сочинений в восьми томах. Том 1»
«- Ты, Мелехов, какой-то линялый. - Как линялый? - Григорий нахмурился. - Квелый, вроде хворый, - пояснил Чубатый»
«Я поражаюсь Елизавете. Ей 21 год. Когда она успела так разложиться? Что у нее за семья, как она воспитывалась, кто приложил руку к ее развитию? Вот вопросы, которые меня сейчас крайне интересуют. Она дьявольски хороша. Она гордится совершенством форм своего тела. Пробовал несколько раз говорить с ней по-серьезному... Легче старовера убедить в несуществовании бога, чем ее перевоспитать. Жизнь совместная становится немыслимой и глупой. Однако я медлю с разрывом. Признаюсь, она мне, несмотря на все это, нравится. Вросла в меня. А ларчик просто открывался. Мы по душам говорили сегодня, и она сказала, что я ее физически не удовлетворяю.»
«- Елизавета Сергеевна, я изложил вам то, что я чувствую. Слово за вами. - Я сомневаюсь в подлинности ваших чувств. Я глупейшим образом пожал плечами и сморозил, что готов принять присягу, или что-то в этом роде. Она заговорила: - Слушайте, вы заговорили языком тургеневских героев. Вы бы попроще. - Проще некуда. Я вас люблю. - И что же? - За вами слово. - Вы хотите ответного признания? - Я хочу ответа. - Видите ли, Тимофей Иванович... Что я могу сказать? Вы мне чуточку нравитесь... Высокий вы очень. - Я еще подрасту, - пообещал я. - Но мы так мало знакомы, общность... - Съедим вместе пуд соли и плотней узнаем друг друга. Она розовой ладонью вытерла мокрые щеки и сказала: - Что ж, давайте сойдемся. Поживем - увидим. Только дайте мне срок, чтобы я могла покончить с моей бывшей привязанностью.»
«Но дело-то в том, что я в своем возрасте влюблен. Пишу эти строки, а волосы дыбом... Был у Елизаветы. Очень выспренно и издалека начал. Делала вид, что не понимает, и пыталась свести разговор на другие рельсы. Не рано ли? Э, черт, костюм этот дело попутал!.. Погляжусь в зеркало - неотразим: дай, думаю, выскажусь. У меня как-то здравый расчет преобладает над всем остальным. Если не объясниться сейчас, то через два месяца будет уже поздно;брюки износятся и обопреют в таком месте, что никакое объяснение будет немыслимо. Пишу и сам собой восторгаюсь: до чего ярко сочетались во мне все лучшие чувства лучших людей нашей эпохи. Тут вам и нежно-пылкая страсть и "глас рассудка твердый". Винегрет добродетелей помимо остальных достоинств.»
«Степан подошел к Григорию и, ухватившись за стремя, плотно прижался к потному боку жеребца. - Ну, здорово, Григорий! - Слава богу. - Что ж ты думаешь? А? - Чего мне думать-то? - Сманул чужую жену и... пользуешься? - Пусти стремя. - Ты не боись... Я бить не буду. - Я не боюсь, ты брось это! - румянея в скулах, повысил Григорий голос. - Нынче я драться с тобой не буду, не хочу... Но ты, Гришка, помни мое слово: рань аль поздно убью! - Слепой сказал: "Посмотрим". - Ты крепко попомни это. Обидел ты меня!.. Выхолостил мою жизню, как боровка... Видишь вон, - Степан протянул руки черными ладонями вверх, - пашу, а сам не знаю на что. Аль мне одному много надо? Я бы походя и так прозимовал. А только скука меня убивает... Крепко ты меня обидел, Григорий!.. - Ты мне не жалься, не пойму. Сытый голодного не разумеет.»
«- Горька! - Го-о-рь-ко-а!.. - подхватывали за столом. - Ох, горька!.. - отзывалась битком набитая кухня. Хмурясь, Григорий целовал пресные губы жены, водил по сторонам затравленным взглядом.»
«Известие о том, что Наталью сватают, принял он с внешним спокойствием, но в душе горевал и злобился: Наталья за столом подсовывала ему лучший кусок, Наталья стирала его бельишко, штопала, вязала чулки и чинила шаровары и рубахи, - оттого дед Гришака, узнав, и глядел дня два на нее с суровой строгостью.»
«- Отвяжись, репей! Выдавай хучь за Пашу-дурачка, мне-то что? То-то умом бог обнес! "С лица красивенький"... - косноязычил он. - Что, ты с его морды урожай будешь сымать, что ли?.. - Так уж урожай... - Да понятно, на что тебе его личность? Был бы он из себя человек. Да мне, признаться, и зазорно трошки выдавать свою дочерю к туркам. Уж были бы люди, как люди... - горлился Мирон Григорьевич, подпрыгивая на кровати»
