Книга понравится любителям мемуаров и автобиографий. Язык, безусловно, прекрасен и отдельные детали хороши, но в целом как-то тоскливо и малозначаще. Вымышленный мир Набокова импонирует мне больше, чем его реальная жизнь. Запомнился момент, когда автор называет свою книгу «Машенька» «довольно неудачным писанием». Забавно, ведь на сегодняшний день из всего прочитанного у Набокова, именно «Машеньку» считаю слабым произведением.

Прекрасное и великое автобиографическое повествование Владимира Набокова о себе на фоне воспоминаний о судьбе России, красок, ощущений, в том числе и вкусовых

Наверное, никогда не перестану восхищаться Набоковым. Специфичность его прозы не раз заставляла меня возвращаться к его произведениям. И я все-таки ежегодно стараюсь читать хотя бы одно его произведение.

В этот раз мой выбор пал именно на "Другие берега". Конечно, это автобиографическая проза, которая заставила меня не только снова удивляться мастерству автора, но и узнать каким он был разностороннем человеком. Наверное, все-таки я из тех, кто уже перечитал большое количество его произведений (и у меня на полках стоят томики с его собраниями сочинений), поэтому мне действительно, было интересно соприкоснуться с его писательской натурой.

Во-первых, не смотря на известный кучерявый стиль автора, на удивление читать было совсем не утомительно и даже увлекательно. Правда, я на пару недель запнулся на главе, посвященной гувернантке- француженке, которой Володя обязан знанием французского. Так что первый плюсик автору за краткость. А ведь мог же расползтись по древу и дать ещё больше подробностей своей безооблачным, а это непременное условие для охоты за бабочками, детству и юности.

Львиную долю повествования занимают более-менее подробные характеристики многочисленных гувернеров, репетиторов и дядек-нянек, которые следили, учили и вдалбливали в юные Володи и его брата головы языки и прочие знания. Особое внимание уделялось физподготовке. Фехтование, верховая езда, бокс. Приемы последнего Володя частенько использовал на соучениках в Тенишевском училище, о чем и проговаривается. Впрочем именно поэтому не смотря на большую долю тумана автор во многом и достаточно откровенен, хотя и многого не договаривает. Вот прожив в Германии более десятка лет В.В. ухитрился так и не выучить немецкого языка (в детстве не было гувернера-немца), так и описывает знакомство всего с одним немцем. В остальном эмигрантское проживание в Германии предстает даже респектабельным, семья и рождение ребенка, покупка детских колясок и игрушек, хотя фактически семья Набокова нуждалась. Жена Набокова Вера Слоним в итоге потеряла работу из-за нацистской расовой политики, поэтому Набоковы и уехали в Париж, а затем и в Америку. А брат остался и погиб в немецком концлагере буквально накануне освобождения. Набоков поэтому и никогда более в Германию не приезжал. Это о грустном, но в книге очень много моментов, вызывающих скорее саркастические улыбки. Это и припоминание, что петербургская прислуга наверняка обкрадывала "честную" семью В.В., а именно повар и садовник, негодяи, посмели нажить на этом целые дома. Это и недовольство Набокова бедностью обстановки в Кембриджском Тринити-колледже. Это и сцена с деревенской девушкой Поленькой, которую выдали замуж за кузнеца, и когда Набоков ее встретил на ближайшей к поместью ЖД станции, проронившей фразу: "А барчук то меня не признал". По большей части "Другие берега" это именно воспоминания барчука, которому одновременно и приятно свое положение и неприятно выражение лиц у прислуги, барчука, могущего издавать сборники собственных бездарных стишков.

Большой плюс за описание такого феномена, как синестезия. Набоков унаследовал от матери свойства синестетика и это удивительно.

Ну и персональный плюс за выделение из прочей приключенческой литературы и любовь к "Всаднику без головы" Майн Рида. Полностью разделяю. Это и у меня первая книжная любовь. Только вот благодаря фильму, мне намного больше, чем Набокову, нравился персонаж гордой мексиканки Исидоры Коварубио.

Последний плюс, что воспоминания несмотря на ряд перечисленных мной особенностей (ну это я так воспринимаю) скорее подвигают к прочтению других произведений писателя, а не отталкивают, как может показаться.

Неспешное повествование, изобилие автобиографичных деталей, бесподобный слог автора и бабочки-бабочки-бабочки...

Хроники чужой памяти - дело, конечно, увлекательное, особенно если внутренние ощущения автора отображают схожий с читательским опыт, но всё же очень личное. Так скажем, не все смогут вместе с Набоковым смотреть сегодня во вчерашний день, лишь некоторые осилят, и только малый процент этих некоторых получит удовольствие.
Набоков в «Других берегах» иллюстрирует свою жизнь как витки цветной спирали, каждый «оборот» которой (на момент написания романа) составляет 20 лет (1899-1919 Российская империя, 1919-1939 Европа, и 14 лет в качестве жителя США - а там вообще-то продолжение следует). И все эти флуктуации памяти, за исключением цветных фрагментов-воспоминаний из-за границы, отсылают Набокова к истокам: кто, где, как и когда окружал известного писателя до бегства из Крыма, можно сказать, последним пароходом под грохот красной канонады. Все мы родом из детства - любители бабочек, увлекающиеся рассказчики, эмигранты поневоле, подающие надежды голкиперы, наблюдатели за жизнью в любом её проявлении.
Мне кажется, что у Набокова какой-то очень ценный жизненный опыт по части умения терять и обретать (а ещё редкое везение, когда каждый следующий «вот это поворот» к худшему ведёт таки к другим совершенно, но всё ещё лучшим берегам). И, конечно, в красках об этом рассказывать. Балованный ребёнок из богатой и знатной семьи, он в одночасье теряет родину, привычный ход событий, вещей и времени, насильно переносится в белоэмигрантскую среду (среди прочего, Набоков с пелёнок был готов к жизни вовне - с колыбели знал английский, например, много путешествовал, имел навыки, которые помогли ему не просто выжить, а занять очень заметную нишу в культурной жизни не страны, но целого мира). Интересно наблюдать, как писатель связывает воедино все события свой жизни, как в детстве находит отражение будущей судьбы, описывает тот уютный и надёжный мир, который рухнул в пропасть целиком, но всё ещё существует в умах и воспоминаниях современников.
Чего ожидать: монотонных, хотя красочных, описаний дореволюционной России, ностальгии по хрусту французской булки, детских воспоминаний, с любовью осмысленных с вершины опыта взрослого, заграничных мытарств, впрочем, скупо обрисованных, типажей и характеров, встречающихся на страницах набоковских же книг. Если вы не фанат автора, то это меланхолическое чтение может порядком наскучить.