Фредерик Бегбедер

Фредерик Бегбедер: "Русская баня не даёт мне закиснуть"
(Интервью "Эхо планеты" от 7 сентября 2010 года)

Эпатажный французский писатель, выпускающий по книге в год, на этот раз удивил безобидным вроде бы «Французским романом», в котором поведал о своём детстве, родных и близких. Однако толчком к написанию книги послужил громкий скандал. Писатель был арестован полицией за непристойное поведение: находясь навеселе, он раскатал кокаиновую дорожку прямо на капоте автомобиля, припаркованного в центре Парижа. В интервью «Эхо» в преддверии своего 45-летия возмутитель парижского спокойствия рассказал в свойственной ему ироничной манере, какие настроения он черпает из обожаемой русской литературы, за что ненавидит своё благополучное отрочество и любит Сандуновские бани, как воспитывает дочь и почему сочувствует арабам, поджигающим автомобили на парижских улицах.

Господин Бегбедер, сейчас в России проводится кампания в поддержку книги, поскольку человечество перестаёт читать. А какой была первая книга, которую прочли вы?

Как и все европейские дети, я начинал с комиксов. Потом перешёл на фантастические романы Герберта Уэллса и Жюля Верна. До сих пор обожаю научную фантастику, однако сам ничего подобного не пишу. Хотя нет, вру. Во всех моих книгах есть куски, в которых реальность вдруг преломляется в несколько фантастическом ключе. Это касается мира рекламного бизнеса или других проявлений капитализма. Или вот моя книга «Windows of the world», в которой я попытался отразить ужас, навеянный самой чудовищной катастрофой в истории Америки — нью-йоркской трагедией 11 сентября 2001 года. Это же что-то невообразимое, превзошедшее самые мрачные голливудские фантазии. Так что я, наверное, тоже немного писатель-фантаст.

В Москве есть Литинститут, в Европе, полагаю, тоже какие-то вузы готовят будущих писателей. А вы так и не получили литературного образования. Это вам мешает?

Скорее, наоборот. Я писатель без образования, поэтому пишу и не ломаю себе голову над тем, в каких традициях я это делаю. Что должен иметь писатель, чтобы делать свою работу? Ручка должна быть, бумага и, наверное, какой-то багаж прочитанных книг. И ещё, может быть, не понимать до конца, что такое жизнь. Нужно ли литературное образование, не нужно ли? Не берусь судить. Но писателю совершенно необходим какой-то свой взгляд на жизнь. Это точно. Вообще, часто листаешь книгу и чувствуешь, что заглядываешь в душу к человеку, который смотрит на окружающий мир как на что-то аномальное. Часто то, что обывателю представляется нормальным, писателю кажется абсурдным. Наверное, из этого можно вывести определение: писатель — тот, кто видит абсурд. А вы считаете, что мне стоило бы поучиться?

Да нет. Но должны же быть книги и авторы, которые оказали на вас влияние...

Здесь вы правы. Любимые мои писатели были странными людьми, немного как бы не от мира сего. И все они — русские. Вы, наверное, думаете, что я в разных странах по-разному отвечаю на этот вопрос: когда приезжаю в Германию, говорю, что любимые писатели немецкие, когда в Великобританию — что англичане. Нет. Зачем лукавить? Меня всегда поражала предельная точность русских романистов. Точность в мыслях, деталях, образах. Нет никакой расплывчатости. Это можно легко проследить у Толстого, Достоевского, Чехова...
Между моей последней книгой «Французский роман» и русской литературной традицией есть нечто общее. Чтобы её написать, нужно было оказаться за решёткой. Тюрьма как методология писательства чрезвычайно эффективна в случае с нашим маркизом де Садом, в Англии — с Оскаром Уайльдом. Но в этом деле вы всё-таки лидируете. И подаёте всему миру пример.

У нас есть такой писатель Эдуард Лимонов, который тоже любит описывать свой экстремальный опыт...

Да-да. Я познакомился с Лимоновым во Франции давным-давно. Он публиковался во французской газете «Идео интернациональ». Очень симпатичный прозаик. Его тут захватила в свои сети сексапильная брюнетка. Я себе желаю того же сегодня вечером.
А если серьёзно, то я бесконечно благодарен своему издателю за то, что он взял на себя большой риск и опубликовал книгу, совершенно отличную от того, что я сочинял прежде. Хочу сразу разочаровать тех, кто ожидал книгу с кабаками и проститутками. «Французский роман» рассказывает о переживаниях маленького мальчика, который с дедушкой отправляется на пляж. Простите, мои поклонники, что я вас, возможно, разочарую. Всё-таки иногда надо иметь смелость обновляться. Но из этого романа вы узнаете, что те персонажи моих предыдущих книг, которые казались людьми без корней и прошлого, на самом деле всё это имеют.
Кстати, на обратной стороне российского издания дан живописный портрет прелестного ребёнка. Во Франции его вынесли на обложку. И на автограф-сессиях многие меня спрашивали: «А что это за девочка? Это ваша дочь?» Но на самом деле это мой портрет, который был заказан одному маститому художнику, когда мне было 9 лет.

В книге утверждается, что тюрьма вас изменила. Но вы там побывали всего два дня...

Видимо, вы в тюрьме не сидели ни минуты. Когда вас запихивают в каморку размером с этот стол и у вас отбирают часы, и ничего читать не дают, вам тут же хочется оттуда вырваться во что бы то ни стало. Каждая минута длится год. То есть для меня это время растянулось на века. Вы умоляете полицейских, чтобы выпустили. А поскольку они ещё более пьяные, чем вы, и вас не слушают, то единственное, что вам остаётся, это выйти на свободу в своих мечтах и фантазиях. Что, собственно, и произошло со мной. Я вообще не богат воображением и пишу только о том, что пережил сам, поэтому пришлось нырнуть в воспоминания о детстве.

Если бы в тюрьме у вас появилась фантастическая возможность перенестись в детство, вы бы согласились?

Одна из причин, почему я не очень хорошо помню детство, я не очень-то его люблю. Марсель Пруст и некоторые другие писали о детстве как о потерянном рае. Но это не мой случай. Моё детство было безбедным и комфортабельным, но в нём было много лицемерия и лжи. Поэтому я постарался стереть его из памяти. И понадобилось запереть меня в четырёх стенах, чтобы воспоминания вернулись. Наверное, какие-то вещи я бы хотел ещё раз пережить. Первый поцелуй на пляже Гетари. Встречу с дорогими моему сердцу людьми, которых увидеть уже нельзя. Первозданный вид родового поместья в По, где жили мои бабушки и дедушки, — сейчас оно превращено в гостиницу. В моём прошлом было кое-что хорошее. Как же без этого. Амнезия — страшная штука. Она стирает из памяти не только неприятные эпизоды, но и радостные моменты.

Вам не кажется, что в 43 года несколько поздновато копаться в детских обидах?

Наоборот, в юности торопишься жить, что-то познавать, соблазнять девушек, сколачивать капитал. А уже с кризисом среднего возраста начинаешь задумываться: откуда ты взялся, где твои корни. Первую половину жизни мы обращены в будущее, вторую — в прошлое. Не случайно люди пожилые прекрасно помнят из детства вкус варенья, которое варила бабушка. Но часто забывают, что с ними случилось два дня назад.

А не было у вас соблазна подправить действительность и сделать своего героя в книге счастливее, чем были в реальности вы?

А зачем? Некоторые главы — это песнопения, счастливые моменты. В других есть боль, душевные травмы. Книга построена по образцу шотландского душа: горячая вода сменяется холодной — и так по кругу. Что-то подобное испытываешь в Сандуновских банях. Сначала сидишь в парилке, где сто градусов и хлещутся вениками, потом прыгаешь в бассейн с ледяной водой. Я обожаю русскую баню. Когда попарился в ней впервые, то понял, что являюсь мазохистом, потому что меня всё время тянет туда вернуться. Для меня это хорошая методика, чтобы взбодриться и не закиснуть в творчестве. Если писатель перестаёт скучать во время писания, то всегда есть небольшой шанс, что и читатель не помрёт со скуки.

Как вы оцениваете фильм, снятый по вашему нашумевшему роману «99 франков»?

Фильм меня насмешил. Я доволен тем, как мы адаптировали эту книгу для кино. Что касается «Французского романа», то два-три продюсера уже заинтересовались покупкой прав на его экранизацию. Но я пока вижу это только в жанре документального кино. В этом случае мне нужно самому быть режиссёром-постановщиком и исполнителем главной роли. И чтобы отец, мать и брат тоже согласились сыграть самих себя. Но заставить родителей ещё раз пережить расцвет их любви, а затем развод — это, боюсь, нереально.

Удаётся ли вам самому в роли отца не повторять ошибок своих родителей?

Я пытаюсь. Но успел уже дважды развестись. И мне кажется, что моя дочь уже делает какие-то заметки для своей будущей книги.

Вы уже давно не работаете в рекламе. Как вам кажется, этот сегмент рынка прогрессирует или топчется на месте? Вам интересно было бы вернуться в эту сферу?

Боже упаси. Мне не нравилось работать в рекламе из-за того, что там заставляют делать вещи, которые мне неинтересны. Когда я попробовал писательской свободы да ещё и успех какой-то снискал, то безумием было бы возвращаться. Мои друзья, которые там работают, говорят, что за последние 10 лет стало только хуже.

Интересно узнать ваше мнение по поводу продакт-плейсмента в ваших романах. Режут ухо названия брендов продуктов, мебели, авто. Это требование вашего издателя?

Я это делаю не специально. Но пока ни один производитель товаров, которые я назвал в своих книгах, не предложил мне ни гроша за раскрутку. Я этим очень огорчён, поскольку писал и про «мерседес», и про «Бентли», который был у моего отца. Я эту марку авто полюбил в семилетнем возрасте. Господа производители, я готов упоминать любые ваши бренды за хорошее вознаграждение. Не вижу в этом ничего зазорного. Ещё Шарль Бодлер сказал, что искусство — это проституция.

С кем ещё из российских писателей вы знакомы, кроме Лимонова?

Довольно мило мы общались с Сергеем Минаевым. Не знаю, как он пишет, его книги не переведены во Франции, а я, к сожалению, не понимаю по-русски. Зато читал Сорокина и Пелевина. Они интересно отразили падение коммунизма у вас и превращение его в дикий капитализм, затем в диктаторский, гедонистский, потребительский строй.

Россия сейчас переживает гастарбайтерский бум, через который Франция прошла ещё в 60-е. Как вы относитесь к процессу переселения народов, которые жили в разных частях планеты и вдруг сошлись вместе. Разные религии, обычаи, менталитет...

Мы живём в мире, который всё сильнее глобализуется — Интернет, самолёты, поезда, — человечество объединяется в единую популяцию. И бояться этого не стоит. Просто не надо забывать свои национальные корни, своих предков, историю своего народа. А в остальном ничего плохого в таком плотном общении я не вижу. Последний кризис показал, что мы все друг от друга зависим. Где-то в Греции скопились большие долги, а трясёт всю Европу.

Однако те молодёжные бунты, которые случаются во Франции, связаны с ошибками в иммиграционной политике. Что бы вы посоветовали российским властям, чтобы лет через 10—15 Россия избежала таких же потрясений?

Этот вопрос следует адресовать не мне, а какому-нибудь французскому политику. Я же от себя скажу, что молодёжь бунтовала во все времена. Наш мир несправедлив: кто-то имеет всё, другие — ничего. От этого случались революции. Нынешние российские реалии тоже весьма жестоки. И я удивляюсь, что в данный момент толпы обездоленных русских не штурмуют этот роскошный отель, в котором мы сидим и беседуем.

Но в Париже бунтует только молодёжь арабского происхождения. Коренные французы, многим из которых, подозреваю, тоже несладко живётся, машины не поджигают и витрины магазинов не громят...

Уверяю вас, там проблема не столько в национальной принадлежности, сколько в социальной составляющей. Они бунтуют не потому, что они арабы, а потому, что у них нет доступа к хорошему образованию, качественной медицине и другим социальным благам. И в этих требованиях я на их стороне.

Как получилось, что вы снискали славу ещё и как ди-джей?

Когда мои родители расстались, я записал для папы кассету с моими любимыми композициями. Ему понравилось. И он стал поручать мне организацию музыкального сопровождения коктейль-пати, которые проходили в его парижском доме с участием прекрасных шведских блондинок. Помню, особым успехом у них пользовался певец Эл Грин. А моими любимыми были братья Олори, Фрэнк Синатра, двойной альбом Стиви Уандера. Таким образом, первые диджейские упражнения я сделал в 9 лет. Следовательно, я этим занимаюсь уже лет 35 и имею гораздо больше опыта, чем Дэвид Гуэтта или Боб Синклер. Они, кстати, мои хорошие друзья.
Почему я это делаю сейчас? Наверное, потому что обожаю навязывать свой вкус
другим людям. Если хочешь заставить народ слушать музыку, которую любишь сам, становись ди-джеем.

Если сегодня вас позовут в Москве на корпоративную вечеринку, что конкретно вы поставите?

Вначале я попытаюсь понять, что за публика в зале. Не хочу, чтобы меня освистывали с первой же композиции. Я, конечно, обожаю навязать свой вкус, но получить гнилым помидором по черепку тоже не хочется. Работа диск-жокея — это смесь фашизма и демократии. Если в зале интеллигентная публика, то Леди Гага я не поставлю. Скорее, что-нибудь из старых «Роллингов», затем великолепное гитарное вступление из «Кисс». Если кто-то уже начал пританцовывать и трясти головой, тогда бы я поставил «Аэросмит», «Нирвану», «Оазис». А потом ещё нужно чем-то удивить, устроить сюрприз.
Свои книги я выпускаю примерно таким же образом, как подбираю вещи на танцполе. Идея фикс такая — каждая новая книга должна исправлять недочёты предыдущей, должна быть ярче и глубже. А вообще, мои романы — это книги подростка, который никак не повзрослеет.

Источник: http://www.ekhoplanet.ru/books_675_8214
Биография автора: здесь.

Фредерик Бегбедер: «Я большой ребенок с недетскими запросами»
(Интервью "КП" от 20.09.2010)

21 сентября знаменитому писателю исполняется 45 лет. Накануне своего дня рождения автор «99 франков» и романа «Любовь живет три года» дал интервью «Комсомолке».

- В нашей стране есть поговорка про женское 45-летие - «в 45 баба ягодка опять». У женщины, мол, наступает вторая молодость...

- Ага, а у мужчина первая старость... В этом есть грандиозная жизненная несправедливость - 45-летние мужчины зачастую уже ничего не могу предложить своим ровесницам. Вы думаете, я нарочно решил, что мне теперь всю жизнь будут нравится только 18-летние? Проблема в том, что женщина постарше очень быстро раскусит, что я, как бы это помягче, могу предложить куда меньше, чем ей нужно. В вашей стране есть другой фразеологизм, который мне очень нравится - «верхи не могут, низы не хотят». 45-летие - первый шаг к этому блаженному состоянию.

- Только не говорите, что вы это всерьез.

- Разумеется, я иронизирую, но в данном случае куда меньше, чем мне это свойственно. К сожалению.

- При том количестве поклонниц, которое вьется вокруг вас круглосуточно, странно говорить о проблемах с женщинами.

- Ну, во-первых, дело же не в количестве женщин, которые вокруг меня, а в том, насколько они будут довольны после нашего тесного общения. А, во-вторых, я уже не раз повторял, что у поклонниц моего скромного таланта есть одно потрясающее качество - как только заканчивается вечеринка или презентация, на которой я появляюсь, они растворяются в воздухе. Иногда в буквально смысле приходится идти на нешуточные ухищрения, чтобы понравившаяся мне мадемуазель продолжила вечер в моей компании. Быть писателем сегодня - это не сексуально.

- А кем же тогда быть сексуально? Музыкантом?

- Ну, музыканты куда более привлекательно в этом смысле - не зря же я в Москве несколько раз устраивал ди-джей сеты в клубах. Представьте, если бы вместо этого я, не знаю, читал отрывки из собственного романа. Кошмар. Но музыканты, как и писатели - это представители загибающихся профессий. Они уже в массе своей не занимают сердца юных девушек. Иное дело - актеры и режиссеры. Вот о ком бесконечно думают все.

- То есть в ближайшее время от вас следует ждать гениального фильма?

- А я сам не знаю, чего от меня ждать. Сейчас вот пишу очередную книгу про очередного раздолбая, а потом, может быть, отправлюсь на необитаемый остров и проведу там остаток дней. Хотя нет, не проведу. Там наверняка ужасно скучно. А кино и впрямь все больше занимает мои мысли - я снялся в небольшой роли в экранизации моего романа «99 франков», и мне очень понравилось. Но пока больше никто не предлагает мне ни актерских, ни режиссерских работ.

- Как вы относитесь к расхожей идее, что каждый писатель с годами начинает писать все хуже?

- Положительно. Есть много примеров, которые доказывают это. Но на мне, кажется, рано ставить крест - я , в сущности, большой ребенок. Пусть и с недетскими запросами.

ПОРТРЕТ ГЕРОЯ

Три факта о Бегбедере:

1. Будущий писатель вырос не на великой французской литературе, а... американских дамских романах, переводчицей которых была его мать.

2. Помимо небольшой роли в «99 франках» у Бегбедера есть еще один кинематографический опыт - в юности он сыграл в порнофильме «Дочь лодочника».

3. Еще семь лет назад участвовал в антиглобалистском и анархистском движении Black Blocks. Потом забросил это, объяснив, что отныне его жизненная философия - гедонизм.

Источник: http://kp.ru/
Биография автора: здесь.

Интервью "Изветиям науки" от 5 июля 2006 года

Одной из звезд Книжного фестиваля в Москве стал знаменитый французский писатель Фредерик Бегбедер, автор "99 франков", "Windows on the world", "Романтического эгоиста". За время своего короткого пребывания в столице он успел повстречаться с читателями, провести DJ-set в клубе ММКФ и ответить на вопросы корреспондента "Известий" Натальи Кочетковой.

Бегбедер в Москву опоздал. Он позвонил своему издателю и сказал, что не успел на самолет, но и следующим вылететь не сможет, поскольку устал и должен поспать. В итоге он все же добрался до Москвы в субботу в четыре часа утра. А в одиннадцать уже должен был пить кофе с читателями.

Несмотря на раннее по субботним меркам утро и ненастную погоду, читателей в палатку "Гурзуф" набилось под завязку. В ожидании звезды публика обсуждала, кто сколько книг принес автору на подпись, девушки ссорились за места в первых рядах.

Бегбедер появился около половины двенадцатого.

— Привет! — сказал он по-русски. — Извините (тоже по-русски) за опоздание (уже по-французски).

Формат предприятия — завтрак со звездой — предполагал кофе и булочки. Писатель объяснил, что сам-то он в это время обычно не ест, потому что спит, но сделал над собой огромное усилие и пришел повстречаться с публикой. После чего выдал собственную версию опоздания: самолет задержали на 8 часов, он позвонил своему знакомому олигарху и попросил выслать за ним личный самолет, но тот отказался, так что пришлось ему лететь обычным.

Раннее утро никак не отразилось на настроении гостя. Бегбедер балагурил в свойственной ему манере: надписал булочку и предложил ее за 99 франков, сказал, что снова хочет стать бедным, чтобы начать работать, что бросил писать роман о телевидении и уже начал новую книгу, действие которой происходит в Москве, и продемонстрировал майку с эмблемой супермена. А уж затем согласился ответить на вопросы.

известия: Когда вышел роман "Windows on the world" о падении башен-близнецов, вы говорили, что автор постарел, задался серьезными вопросами о войне и насилии. Кажется, "Романтический эгоист" опровергает этот тезис. Писатель Фредерик Бегбедер снова молод?

Фредерик Бегбедер: Я люблю менять один образ на другой. Например, в моем романе "99 франков" было больше юмора, он кажется более легким, чем предыдущая книга. Наверное, следующий мой роман будет глубже. Возможно. Над "Windows on the world" я провел полтора года в слезах, мучаясь, поэтому над следующим романом я хочу только смеяться.

известия: То есть нет вероятности того, что вы напишете книгу, например, о студенческих волнениях последнего времени?

Бегбедер: Идея неплохая. Но здесь я боюсь выпасть из беллетристики в журналистику. Есть такой риск, когда начинаешь писать о вещах, которые происходят сейчас. Поэтому в настоящее время я совсем другой вещью занимаюсь, действие которой происходит в России.

известия: Если бы вы сейчас были студентом, то участвовали бы в этих забастовках?

Бегбедер: Когда я был студентом, тогда тоже происходили какие-то манифестации, и я, естественно, на них ходил. По-моему, это прекрасный способ не работать и не учиться. Протестовать — это здорово. Но с этой реформой, из-за которой все и разгорелось, произошло недоразумение. Правительство хотело сделать как лучше, но почему-то не объяснило, что оно хотело сделать, и получилось все наоборот. Студентов хотели осчастливить помимо их воли, что редко удается. И вообще моя страна сейчас находится в каком-то странном положении, происходят не очень правильные вещи, поэтому я оттуда и уехал. И теперь путешествую.

Моей дочери семь лет, и я заметил, что никакой власти над ней я не имею. Она меня совершенно не слушает, делает что хочет. И никакого авторитета я у нее не имею. Видимо, в стране у нас происходит то же самое: молодежи нашей все дозволяется, следуют всем ее пожеланиям, говорят: "Да, ты хочешь жечь машины, тебе нужно что-то этим выразить" — то есть полностью идут на поводу у нее. И куда это все заведет? Так что я в некотором роде себя чувствую французским правительством.

известия: В "Романтическом эгоисте" вы постоянно упоминаете Уэльбека. Что думаете о его последней книге "Возможность острова"?

Бегбедер: Мне очень понравилось то, что происходит в настоящем времени, что у него по-прежнему масса амбиций и юмора. Но то, что касается будущего — клонов, было несколько труднее читать. По-моему, довольно смешно, что Мишель все время пытается бороться со смертью. Не знаю, стоит ли задаваться такими вопросами. Нужно принимать то, что рано или поздно случится, и делать то, что считаешь нужным. В последнем романе он смеется над "Элементарными частицами". В итоге человек стал бессмертным, и ему стало скучно. Стоило ли ради этого бороться?

Писатели в полевых условиях

Когда книжный фестиваль только планировался, то организаторы говорили, что хотели бы сделать что-то вроде ярмарки Non/fiction в дачном формате с разнообразной программой и акцентом не на книгах, а на авторах и событиях. Получился кемпинг: белые брезентовые палатки во внутреннем дворике ЦДХ, названные крымскими топонимами — Керчь, Артек, Гурзуф, Бахчисарай. События самые разные: привычные встречи авторов с публикой, чтения, дискуссии плюс кино, музыка, выставки. Хотя формат такого фестиваля нов (читатели привыкли приходить на книжные ярмарки в первую очередь за книгами — новыми или, напротив, изданными несколько лет назад, которые к тому же можно купить на 15—30% дешевле, чем в магазине), идея явно нашла поддержку. Перед выступлениями Юза Алешковского, Льва Рубинштейна, Фредерика Бегбедера, Тибора Фишера, Эдуарда Лимонова у касс выстраивались очереди, а в палатках не хватало даже стоячих мест. На выставку Дмитрия Александровича Пригова, для посещения которой в подвале ЦДХ предлагалось надевать белую строительную каску с надписью "Проект Пригова", экскурсовод водил группы одну за другой, а в книжных киосках было не протолкнуться. Если учесть, что Эдинбургский фестиваль, по образцу которого и был задуман Московский, тоже когда-то начинался с week-end'a, то можно предположить, что когда-нибудь это событие по масштабу будет равным ММКФ или Чеховскому международному театральному форуму.

Источник: http://www.inauka.ru/culture/article65515.html
Биография автора: здесь.

вот ведь болтун :)

Метаморфозы писателя Бегбедера
("Читаем вместе", июнь 2011)

«Вообразите, что было бы, если бы библиотекари стали сами писать книги, а хранители музеев – рисовать», – писал в своем романе «Каникулы в коме» известный французский писатель Фредерик Бегбедер. И сам поддался искушению еще больших перемен. Он посетил Москву, чтобы предстать перед читателями в новой роли. Писатель отыграл DJ-сет в столичном ресторане «Луч» и там же поделился размышлениями с обозревателем «ЧВ» Еленой Крюковой. Оказывается, эпатаж в разных областях ему нужен из… любви к одной лишь литературе.

– Можно сказать, что это самый необычный полет фантазии писателя – в Россию ради концерта?

– Да, я приехал не из-за новой книги, а играть. Россия – сумасшедшая страна. Во Франции никто не хочет меня слушать. Только в Москве люди достаточно храбрые, чтобы пригласить меня. Я и сам не знаю, что из этого получится. Что-то между Моцартом и Sex Pistols.

– Не объясняется ли Ваш концерт творческим кризисом? Или хотите сорвать призы во всех сферах?

– У меня нет больших амбиций в музыке, кроме игры в свободное время, по уикендам, друзьям, на тусовках. Нужно признать, я все-таки писатель. Обычно я приезжаю объяснять значение своих романов.

Сейчас я между двумя книгами. Ищу вдохновения. Иногда хорошо уйти из дома, уехать из страны и поискать идеи в новом месте.

Пора внести разнообразие в свою жизнь, тем более что я считаю, что писатели XXI века гораздо более подвержены воздействию музыки, чем их предшественники.

Когда я был в Москве несколько лет назад с Мишелем Уэльбеком, мы играли вместе музыку. Я слышал, что ваш писатель Сергей Минаев тоже играет. Мне кажется, связь литературы и пения или игры не должна никого удивлять – и то и другое доставляет удовольствие. Вполне закономерно, что писатель со временем увлекается музыкой. Но большинство играет лишь для себя.

– Федор Михайлович Достоевский находил вдохновение в играх другого рода. А если бы он был жив сейчас и последовал Вашему примеру, то какая бы это была музыка?

– Я полагаю, это зависит от произведения. Например, «Преступление и наказание» – это heavy metal, а Раскольников – как Стивен Тайлер, лидер Eurosmith. А, может быть, он слушал бы классическую музыку.

– Почему Вы выбрали музыку, а не живопись?

– Я рос вместе с музыкой. Она сопровождала меня на протяжении всей жизни, начиная с того периода, когда я находился в утробе матери. Она слушала Beatles.

– Но известно, что Вы начинали работать над комиксами. Как складываются дела с этим проектом?

– История закончилась печально – художник умер, поэтому мы не закончили проект. Хотя я был очень горд этим делом. Результат должен был бы быть сумасшедшим. Я вообще люблю комиксы. Когда пишу книгу, я волен придумывать все, что хочу, в то время как работа над комиксом требует участия других людей, и это ограничивает. Разница не в том, что работает писатель с художником, а в том, что ты работаешь с другим человеком. Все время творить одному – это доведет до паранойи. Да… это пугает – все время быть одному. Вы же, наверно, знаете, что я начинал в рекламе, а реклама – это всегда командная работа. И мне понравилось работать в команде.

– Как Вы относитесь к тому, что Ваши «99 франков» преподаватели превратили в своего рода практический справочник по маркетингу и рекламе?

– Мне кажется, что преподаватели, которые заставляют студентов читать мою книгу, просто хотят отвратить их в будущем от работы в этой сфере. Когда я писал ее, я думал, что объявляю войну маркетингу и рекламе. Я очень серьезно изучал массу документов. Это было одиннадцать лет назад. Со временем произошло нечто обратное – получилось, что она стала чем-то вроде «мастер-класса», только не такого скучного, как обычные лекции.

– Ваши планы?

– Посетить дома Горького, Булгакова и, конечно, Дом Музыки. Я могу повторить слова Райнера Мария Рильке: «Когда я приезжаю в Россию, таинственным образом я чувствую себя дома». У меня такое же впечатление.

– А следующая книга?

– Я хотел бы знать…. В сентябре выпущу во Франции сборник эссе, мои размышления о литературе. Очень большая книга. А о чем будет следующая после нее, я еще не знаю.

Мы начали писать сценарий для экранизации моей книги «Идеаль» с режиссером Жаном Коуненом. Это тот, что снял в 2007 году «99 франков». Новый фильм будет о французском парне, который приезжает в Москву, напивается, влюбляется и становится террористом. Кажется, я проговорился… Кто знает, в чем настоящая причина моего появления в Москве?! А вдруг я – шпион? Только никому об этом не говорите.

– Каждый раз Вы приезжаете в Москву с новым имиджем, меняя длину бороды. Это попытка законспирироваться?

– Точнее сказать, есть некая связь между моей бородой и моей любовью к русской литературе. Русские писатели носили бороду. Но мы во Франции мужественные люди, и у нас тоже волосы на щеках растут. Мне нравится ваша страна не из-за этого сходства, а, наоборот, из-за различия, потому что Россия попробовала другую политическую систему. Мы же живем в стране, которая давно ничего не меняла. У вас смелее пробуют окна во все новое. В общем, буду думать и пойду играть.


Беседовала Елена Крюкова

Источник