«Я хочу быть в мире со своей страной»

«Я хочу быть в мире со своей страной»

В Петербурге представили вышедшую в Москве книгу «Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы», написанную Натальей Громовой — известным исследователем советского литературного мира 1920−30-х годов, автора книг о жизни и быте писателей «Ключ. Последняя Москва», «Скатерть Лидии Либединской», «Странники войны: воспоминания детей писателей».

Громова — москвичка, и, представляя книгу в Петербурге, где имя Ольги Берггольц давно уже стало знаковым и мифологизированным, сказала, что для нее это очень серьезный шаг: «Я вхожу в жизнь другого, несколько закрытого города. Но мы — Москва и Ленинград — связаны такой кровавой общей судьбой».
Книга основана на «обжигающих дневниках» (многие говорят именно так — прим. авт.) Ольги Берггольц, материалах из личных архивов. «Поражает ее безоглядная открытость и беспощадность к самой себе, — пишет о дневниках Ольги Берггольц Громова. — А ведь в ее дневниках и шельмование оппонентов в тридцатые годы, и смерть дочерей, и многочисленные романы, и откровенный рассказ о бездне лжи, открывшейся ей после тюрьмы, и мучительный надрыв блокадных дней, измены, ревность, алкоголизм…»
В этой книге — юная поэт-комсомолка, отринувшая старый быт, пишущая стихи, где есть слова «Милый Ленин», в этой книге — «Республика, работа и любовь…», разрыв с первым мужем поэтом Борисом Корниловым, а потом — смерть дочерей, начало Большого террора, изменившая Ольгу кардинально тюрьма, потеря ребенка в тюрьме, когда Ольга в одиночке валяется в луже собственной крови, а мучители не спешат ее спасать. Потом война, блокада, смерть мужа Николая Молчанова, Радиокомитет, новая любовь среди голода и смерти. Победа и крушение надежд на свободу, ждановское постановление о журналах «Звезда» «Ленинград», «Ленинградское дело», поездки Берггольц в колхоз и на строительство канала Волго-Дон — на эту советскую каторгу.
Ее тяжелый и длящийся десятилетие разрыв с третьим мужем — Георгием Макогоненко, ее последние годы и смерть, а потом посмертная судьба ее архива, который власти нашли опасным и делали все, чтобы никто и никогда не прочел ее дневников.

Я пошла вслед за ней

Громова посвятила книгу памяти Галины Лебединской — наследницы литературного архива Берггольц, которая в 2006 году попросила писательницу прочитать находящиеся в РГАЛИ дневники Ольги и помочь решить вопрос с публикацией.
«Я пошла вслед за ней (Берггольц- ред.), распутывая ее судьбу и постепенно понимая, как мучительно пыталась она преодолеть в себе свое время: из советского человека стать просто Человеком, из советского поэта стать просто Поэтом, — напишет Громова в предисловии, когда книга будет завершена. — И оказалось, что это непосильнее, чем жизнь и подвижничество в ленинградские блокадные дни. Советская система, считая ее своей навечно, не выпускала Берггольц не только при жизни, но и после смерти, пытаясь превратить ее творчество в мертвые отлакированные страницы, как когда-то сделала с Маяковским».
«Я пошла вслед за ней», — так могут сказать и Наталья Прозорова — исследователь архива Берггольц, хранящегося в Пушкинском Доме, автор книги «Ольга Берггольц. Начало» — по ранним дневникам поэта, и редактор вышедшей в 2010-м году в Петербурге книги «Ольга. Запретный дневник» писатель Наталия Соколовская, историк и текстолог Наталья Стрижкова из РГАЛИ — в издательстве ВитаНова несколько лет назад вышел с научными комментариями полный корпус дневников Ольги Берггольц времен войны.
Но «опыт прочтения судьбы» предприняла впервые именно Наталья Громова. Ольга Берггольц стала для нее ключевой фигурой истории советского человека, советских людей, которые хотели быть счастливыми в государстве и с государством, и как это, в конце концов, вступало в неразрешимое, а часто смертельное противоречие с их совестью, с их нравственным выбором.

Вы о ней ничего не знаете

«Эту книгу можно считать «учебным пособием по эпохе», она и о том, что же происходило тогда с отдельно взятым человеком, — говорит петербургский писатель Наталия Соколовская. — Ольге Берггольц у нас ставят памятники, вот недавно еще один установили. Когда я вижу вот этих людей в этих квадратных пальто, которые перерезают ленточки, я все время испытываю странное чувство удовлетворения и думаю: «Вы ставите памятник человеку, о котором ничего не знаете, который перпендикулярен вашему умонастроению, вашему пониманию истории. Удивительный оксюморон, который случился с Ольгой Федоровной».
Яков Гордин, соредактор журнала «Звезда» продолжает о том же самом: «Не существует советского человека вообще, люди все разные, но нечто общее было, что объединяло — трагедийность существования всех советских людей вне зависимости от того, какую политическую и общественную позицию они занимали. И в самом начале книги есть очень важная фраза о том, как Ольга Федоровна пыталась преодолеть пропасть между внутренним ощущением жизни и тем, что происходило вовне. Эта вялотекущая трагедия длилась все 70 лет советской власти и это одно из ее преступлений. Помимо прочего и в этом значение книги — о трагедии миллионов, а не только о Берггольц».

«Мне надо было бы повеситься или остаться там»

В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме была впервые в Петербурге представлена книга Натальи Громовой. В этом доме — Южном флигеле Шереметевского дворца Ольга бывала не раз, приходя к Ахматовой, отсюда Ахматова уже после постановления, однажды пришла к Макогоненко и Берггольц — под октябрьским проливным дождем в рваных туфлях, и грелась у печки. Ольга помогала Ахматовой, как свидетельствовала Ирина Пунина, «больше всех, рискуя всем, открыто». И поплатилась — ее саму отовсюду повыгоняли, а книгу «Избранное» вычеркнули из издательских планов.
«Ахматова никогда не выдавливала из себя советского человека, потому что им никогда не была, — говорит Нина Попова, директор Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. — Поэтому их отношения с Берггольц были близкими и далекими одновременно: Ахматова держала дистанцию, не откликалась на комсомольский фанатизм Берггольц, но очень ей сострадала». Появление книги Натальи Громовой Нина Попова назвала событием, потому что теперь «миф о Берггольц, который существует в ленинградском — петербургском сознании, обретает такую объемность и сложность и возможность избавиться от примитивных вульгарных и простодушных представлений».
А Наталья Громова напоминает о «тайной свободе» — великом даре поэтов, которым владели и Ахматова, и Пастернак, столь любимые и необходимые для Берггольц, но к которому сама она стремилась, и только в блокаду, в пору «жестокого расцвета» достигала этого: «Такой свободой бурною дышали, что внуки позавидовали б нам».
Берггольц после войны едет в колхоз в Старое Рахино в Новгородской области, этот колхозный ГУЛАГ: «Баба, умирающая в сохе, — ужасно, а со мной — не то же ли самое?», пишет поэму «Первороссийск» — о хлеборобах-коммунарах.
И Ольге уже абсолютно, до отчаяния понятно, что провозглашенные когда-то большевиками лозунги о свободе — обман и тюрьма. Первороссийск реальный затоплен, а канал Волго-Дон, куда Ольга едет вместе с советскими писателями в 1952 году, строят зэки: «Прежде всего я чувствую, что должна писать против этого». Но она — не Ахматова, она не может написать «Реквием», но не прощает себе ничего: «Путь с Карповской в Сталинград, зимой после пуска станции: во вьюге свет машины выхватывал строителей, которых вели с торжества с автоматами наперевес… и окружали овчарки. В темноте, под вьюгой. Сидела в машине, закинув голову, и куда-то глубоко внутрь, как свинец, текли слезы. За стеклами машины шел мой народ, 90% из него были здесь ни за что. Чего они удивляются, что я запила после этого? Если б я была честным человеком, мне надо было бы повеситься или остаться там».

«Я лгала, и знала, что я лгу»

«Пьянство как юродство» — еще одна глава книги. «Я ее алкоголизм не только как болезнь воспринимаю, не только как что-то неприличное, о чем стыдно было говорить, это была ее попытка быть абсолютно свободной», — говорит Громова и цитирует запись Ольги в автобиографии, подготовленной для лечащего врача Я. Шрайбера:
«Ну, куда же денется эта страшная, лживая, бесперспективная жизнь, которой мы живем, которой не видно никакого конца… И еще — глубокая грусть: оттого, что никак не объяснить им, что лечить меня от алкоголизма — не надо… все равно не поверят и не поймут. Хотя я и пыталась. Муська (Мария Берггольц- сестра Ольги — прим.авт.), очень любящая меня, кричала: «Я не могу для тебя изменить государственную систему». А в ней-то главное дело и было. «Я хочу быть в мире с моей страной», — и было почти невозможно.
Видит бог, как я пыталась быть с ней в мире, — хотя бы, не закрывая глаз на Волго-Дон, пытаясь писать о том свете, который в нем заключался, — о людском бессмертном труде. Но каторга оставалась каторгой, и вся страна и физически и духовно (о, особенно духовно!) была такой, и не только мирясь, но и славя ее, я лгала, и знала, что я лгу, и мне никогда было не уйти от сознания своей лживости, — даже в водку. И в водке это сознание достигало острейшего предела, пока не потухало сознание общее».

Наталия Соколовская считает, что книга Громовой должна быть в каждой школьной библиотеке, что ее надо читать, особенно сейчас. Правда, тираж всего две тысячи, и на видном месте — ограничение «18+", так что школьным библиотекам ее не видать, к тому же — запечатана книга в пленку прочно, чтобы не листали, кому не следует, так как на ней еще одна пометка: «содержит нецензурную брань».

Источник: http://mr7.ru/articles/172659/

В последнее время тщательно созидается миф о свободе сталинского государства.
Вот фрагменты послевоенных дневников, которые помогают всё поставить на свои места.
Из дневников, Старое Рахино, колхоз, 1949 год:
"Вот все в этом селе — победители, это и есть народ – победитель. Как говорится, что он с этого имеет? Ну, хорошо, послевоенные трудности, пиррова победа (по крайней мере, для этого села) — но перспективы? Меня поразило какое-то, явно ощущаемое для меня, угнетенно покорное состояние людей и чуть ли не примирение с состоянием бесперспективности...
— Наши мужики старорахинские какие-то несчастные. Всех скопом взяли да в одно место и отправили, под Ленинград, там они, под Лугой, говорят, скопом и полегли...
Да ведь что, главное, обидно? Зачем начальство (чинарство) так кричит на людей? Ведь разве мы не до крови, пота убиваемся? Что ж оно кричит-то на нас…
...сказала вчера, почти рыдая: «Понимаете, жить не хочется, ну не хочется больше жить», — и несколько раз повторила это в течение дня...
Колхоз все более отчуждается от крестьян. Они говорят— «это работа для колхоза»...
Баба, умирающая в сохе, – ужасно, а со мною — не то же ли самое!
«Некрасиво получилось». Коняги. Вчера многие женщины, по 4 — 6 человек, впряглись в плуг, пахали свои огороды, столь ненавидимые государством. Но это — наиболее реальный источник жизни и питания. На колхоз — надежда неполная, тем более что пашут и сеют «от горя», кое-как.
Земскова говорит, что «придется идти работать на колхоз». И это у тех, которые с верой и энтузиазмом отдали колхозному строительству силы, жизнь, нервы... Это—общее отчуждение государства и общества...
Третьего дня покончил самоубийством тракторист П. Сухов. Лет за 30 с небольшим. Не пил. За несколько дней до этого жаловался товарищам, что «тоска на сердце, и с головой что-то делается». Написал предсмертную записку — «больше не могу жить, потерял сам себя».
Приехала весной 48 г. сюда молоденькая врачиха, — глав. врачом в больницу— и через два дня исчезла.
Искали ее упорно... «— Вот видите,— сказал парторг села, — я говорила! Отыскалась... А что задавилась, в худой след попала»...
Несчастные люди!
Этот инвалид-бухгалтер в строчке. Алексей Михайлович Митькин. Коренной старорахинский, образование низшее, но потом как-то поднаторел на бухгалтерии. Воевал, сыновья тоже. Ногу ему оторвало в 41 году в Пушкине.
— Мы все впятером воевали. Под старшим сыном 13 танков сгорело, в Сталинграде... — Я за что правительство ругаю? Почему от меня пенсию забрали? ... Мы все же думаем, что при Ленине было б иначе... Правды-то ведь не пишут. Не думаю, чтоб сами писатели к неправде стремились..."
http://scepsis.net/library/id_438.html
Спасибо за комментарий.

Ваше сообщение по теме:

Прямой эфир

Рецензия недели

Туарег

«Туарег» Альберто Васкес-Фигероа

Эта книга вмещает в себя огромную массу информации. Даже удивительно, как автору удалось поднять такой внушительный пласт проблем, уложившись в столь малый объём. Можно сказать, что вся... Читать далее

Nаtалка Nаtалка5 дней 8 часов 44 минуты назад

Все рецензии

Реклама на проекте

Поддержка проекта BookMix.ru

Что это такое?