Какие розыгрыши придумывали известные писатели и поэты

Максим Горький vs критик
Владислав Ходасевич в очерке «Горький» описал историю о том, как они с Алексеем Максимовичем решили вывести на чистую воду несправедливого (по мнению Горького) критика.

«Это происходило в конце 1923 года, в Мариенбаде. В ту пору мы с Горьким сообща редактировали журнал "Беседа". Спор наш дошел до того, что я, чуть ли не на пари, предложил в ближайшей книжке напечатать два рассказа Горького - один под настоящим именем, другой под псевдонимом - и посмотреть, что будет».
Напечатали «Рассказ о герое» под авторством Горького и рядом другой рассказ «Об одном романе» - под псевдонимом «Василий Сизов». Критик обругал обоих. Зато приехавший писатель Андрей Соболь, прочитав те же рассказы, расхвалил Горького и вдруг сказал: «А вот какого-то этого Сизова напрасно вы напечатали. Дрянь ужасная».

Уже перед сном Горький сказал Ходасевичу из-за ширмы: «Не вздумайте Соболю объяснить, в чем дело, а то мы будем стыдиться друг друга, как две голые монахини».
Сергей Есенин vs репортёры
Из воспоминаний грузинского поэта Георгия Леонидзе:

«Захожу к нему раз вечером в гостиницу "Ориант". Он был один, печален, но при виде меня вскочил и крикнул мне возбужденно: «Гогла, я вызываю тебя на дуэль! Называй секундантов!» - «В чем дело, почему?» - «Не волнуйся, будем стреляться холостыми, а на другой день газеты напечатают, что дрались Есенин и Леонидзе, понимаешь? Разве не весело?»
Разыграть газетчиков, гонявшихся за Есениным, так и не удалось: никто стреляться с ним не хотел даже в шутку.

Андрей Вознесенский и Виктор Некрасов vs литературная элита
Однажды в начале 60-х Виктор Некрасов с Андреем Вознесенским устроили розыгрыш в Ялтинском доме творчества. Все началось с того, что Вознесенский впервые привез в Россию "уоки-токи" - дистанционное переговорное устройство, работающее на десять километров. С виду - продолговатый транзистор с антеннкой. «Никто у нас не подозревал о его существовании», - рассказывал Вознесенский. Тогда в Ялте, в Доме творчества, справляли день рождения Некрасова, тогда еще не эмигранта. «Во главе стола был К.Г. Паустовский, стол заполнял цвет либеральной интеллигенции, - вспоминал поэт. - Среди них находился и крымский прозаик Станислав Славич». Транзистор с антеннкой, уоки-токи, стоял на столе. «Андрей, - обратился именинник. - Сегодня по «Голосу Америки» должно быть твое интервью». - «О! Да вот как раз сейчас!»
Включили "транзистор". А Вознесенский ушел из комнаты, закрылся в туалете и оттуда повел свой репортаж.

«Как я был остроумен! Как поливал всех, находящихся за столом. Называл имена. Разоблачал их как алкоголиков, развратников и приспособленцев. Собственно, я мыслил свои филиппики как пародию на официальную пропаганду. Паустовский был назван старомодным. Главный алкаш был, конечно, Вика. Я гнусно подлизывался к власти, утверждая, что Брежнев более великий, чем наши либералы, потому что он может выпить не закусывая больше водки и у него больше баб. Когда перешел к Славичу, тот среди полной тишины обескураженно произнес: «Славич - это я...»
Что было потом? В столовой - гробовое молчание. Паустовский гневно: «И этот мерзавец ел наш хлеб. Что он болтал там зарубежным корреспондентам?!» Некрасов с Вознесенским пытались объяснить, что это шутка. «Ах, розыгрыш?! Значит, мы плебеи? Значит, вы дурачите нас вашими заграничными игрушками?» - Славич двинул Некрасову по лицу. У того до конца жизни остался шрам на нижней губе…