Тарантино написал книгу о голливудских фильмах 1970-х. Какой киновед получился из великого режиссёра?

   На английском языке в продажу вышла книга Квентина Тарантино "Спекуляции о кино" (Cinema Speculation) — первый опыт культового режиссёра "Криминального чтива" и "Бешеных псов" в нон-фикшн литературе, который получился с трудом поддающейся определениям гремучей смесью из киноведческих записок, прочувствованных мемуаров, журналистских расследований и киноманских фантазий. Почему всем поклонникам не только Тарантино, но и кинематографа в принципе, стоит с нетерпением ждать русского перевода "Спекуляций", рассказывает "Лента.ру".

   1972 год. "Отсоси мой член!" — с хихиканьем несётся в сторону экрана в огромном кинотеатре посреди чёрного района Лос-Анджелеса. Бранящийся — Квентин Тарантино. Ему всего 9 лет, и он в полном восторге. Не от фильма — показывают "некую полулюбительскую потугу на социальную драму под названием "Автобус идет". А от аудитории — 850 преимущественно молодых, преимущественно мужского пола, поголовно чернокожих зрителей с заразительным матерком высмеивают происходящее на экране. Юный Квентин, благодаря маме-киноманке уже привыкший смотреть взрослое кино, но такой живой реакции в белых кинотеатрах не встречавший, не может удержаться от того, чтобы не присоединиться, — и позволяет себе повторить слова, произнесённые кем-то из окружающих. Он с опаской бросает взгляд на своего спутника — маминого нового бойфренда, чернокожего футболиста Реджи, и тот отвечает на извергнутую ребёнком вульгарность одобрительным хохотом. Этот киносеанс Тарантино запомнит на всю жизнь.

   Эту историю своего первого, но далеко не последнего похода в кино в чёрном районе режиссёр "Криминального чтива" и "Убить Билла" рассказывает уже в первой главе "Спекуляций о кино", его дебюта в нон-фикшн литературе. Вообще-то Квентин и Реджи тогда пришли смотреть блэксплотейшн-боевик "Ганн" с Джимом Брауном, который шёл с "Автобусом" двойным сеансом, — но, кажется, эффект от попадания в абсолютно другую социальную среду и, более того, слияния с ней оказался сильнее любого экшена как такового. По крайней мере, ему Тарантино посвящает куда больше строчек — пока не выдаёт сразу два по-своему ошеломительных признания. Первое — всю свою последующую жизнь он стремился повторить опыт того памятного вечера, причём и как зритель, и как режиссёр. Второе — оказавшись среди брызжущих тестостероном в ответ на крутизну Джима Брауна чёрных мужчин, он, выросший с матерью-одиночкой, пережил свой самый маскулинный на тот момент опыт.

   Даже если бы "Спекуляции о кино" исчерпывались этими двумя откровениями, книга уже бы стоила того, чтобы быть написанной, напечатанной и прочитанной — настолько удачно они объясняют природу фильмов Тарантино, причём как их адреналиновое, подростковое по своему стремлению ломать каноны и переписывать историю обаяние, так и их недостатки вроде веры в силу экранного насилия и желания казаться мужественнее, брутальнее, дерзче. Но мемуарной частью этот 400-страничный том, конечно, не ограничивается — рассказав в первой главе о своей более ранней, чем принято, инициации в мир взрослого кино, автор резко меняет регистр и форму высказывания. В главах последующих Тарантино чаще всего предстаёт киноведом, который переосмысляет историю кино, наводя фокус на, как он считает, изменившие её фильмы американских 1970-х — и это далеко не всегда (а точнее — почти никогда) те картины, которые считаются безусловной классикой. Но не только.

   Вот слово берёт Тарантино-интервьюер, вот — Тарантино-репортажник, вот — Тарантино-сплетник, а вот — Тарантино-фантазёр.

   Что ж, пожалуй, во всех этих качествах режиссёр оказывается по-настоящему интересен, способен ввернуть о любимом фильме раскопанную в пылу увлечённости неочевидную деталь, представить небанальный взгляд на заезженную десятилетиями почитания картину или разведать у кого-то из создателей парадоксальный анекдот об истории появления того или иного кино на свет. Другой дар Тарантино в "Спекуляциях о кино" — по отношению к каждому выделенному им здесь фильму (а десятку с лишним, от "Побега из Алькатраса" до "Таксиста", он посвящает по отдельной главе) он ухитряется найти свой отдельный подход, установив ключевой элемент их ценности. Так глава о "Детективе Буллитте" обогащается рефлексией о природе актёрской звёздности — и рассказывая о Стиве Маккуине, Тарантино подчеркивает важность для его карьеры первой жены Нил Маккуин ("Он не читал ничего, кроме автожурналов. Все сценарии были на ней"). А обращаясь к "Грязному Гарри", Квентин берётся за размышление о его политической сути — и вместо того протофашистского агитпропа, какой в культовом триллере видели критики 1970-х, обнаруживает умную, расчётливую и да, циничную попытку подыграть консервативной аудитории, которая в эпоху хиппи и контркультуры ощущала себя Голливудом брошенной. Ну а, например, ода подзабытому криминальному залипалову "Команда" оказывается для него невозможной без пространной, перенасыщенной матом и издевками тирады о беззубости кино 1980-х ("Они были даже хуже, чем жалкие 1950-е").

   Что до фантазёрства — а точнее, вынесенных в название книги спекуляций, — то Тарантино, человек, лично убивший Гитлера ("Бесславные ублюдки"), отомстивший за рабство ("Джанго освобождённый") и спасший Шерон Тэйт от Чарльза Мэнсона ("Однажды в Голливуде"), конечно, без них не обходится. Он на протяжении нескольких страниц воображает, кто лучше, чем Эли МакГро, мог бы сыграть главную женскую роль в "Побеге". Он пытается представить, каким был бы "Таксист", если бы его снял Брайан Де Пальма, и аргументированно обрушивается на Скорсезе за решение изменить сценарий, в котором сыгранный Харви Кейтелем сутенёр был чернокожим (есть у Тарантино вопросы и к главному герою: "Никогда, ***** [блин], не поверю, что Трэвис Бикл был во Вьетнаме"). Он вдохновенно мечтает о том, как могла бы сложиться карьера Барри Брауна, звезды "Дэйзи Миллер", который покончил с собой в 27-летнем возрасте.

   Мало какому профессиональному киноведу или кинокритику такие развёрнутые фантазии были бы простительны — и прелесть книги Тарантино даже не в том, что ему, никак не зависящему от успеха "Спекуляций" режиссёру, это позволительно, а в том, что он на глазах у читателя заслуживает право воображать себе подобные альтернативные киновселенные. Заслуживает прежде всего той свободой, с которой он здесь обращается с повествованием и языком, и той беззастенчивой прямотой, с которой позволяет потоку своих мыслей развернуться на бумаге, перескакивая от критических наблюдений к историям из собственной жизни, от мини-расследований к мыслям об устройстве Голливуда и киноиндустрии. Да, порой эта свобода оборачивается спорными заявлениями ("Брюстер МакКлауд" Роберта Олтмана — это киноэквивалент птицы, срущей тебе на голову") или откровенно вульгарными метафорами ("Это был коктейль с мочой в составе, который оказывался пугающе хорош на вкус» — о "Джо" Джона Эвилдсена). В то же время без этой самой раскрепощённости языка не было бы здесь и таких метких наблюдений и острот, как "в начале 1970-х на духоподъёмность в кино можно было рассчитывать лишь, в лучшем случае, в фильмах о мести" или "неужели кто-то думает, что менее саркастичный Билл Мюррей — идеальный Билл Мюррей?"

   Пожалуй, единственная серьёзная претензия, которую можно предъявить "Спекуляциям о кино" заключается в зацикленности Тарантино на Голливуде — он переписывает историю кино, как будто не замечая того факта, что та, и особенно в 1970-х, в десятилетие "Забойщика овец" и "Туки-буки", Пазолини и Сколимовского, могла твориться где-то ещё. С другой стороны, обращайся Тарантино здесь к европейскому или, например, латиноамериканскому кино, он перестал бы быть Тарантино. Киноманская природа его режиссуры — мягко говоря, не секрет. "Спекуляции о кино" поэтому её не то чтобы раскрывают. Они скорее показывают, что для Тарантино размышлять о кино — значит, размышлять о себе, а думать о себе — значит, думать о кино. Именно поэтому так пронзительны здесь все мемуарные отступления — причем не только развёрнутые рассказы о детском походе в кинотеатр посреди чёрного гетто или подробные посвящения безвестному другу матери Флойду Рэю Уилсону, вдохновившему его на "Джанго освобожденного". Но и короткие реплики вроде "я был не против того, чтобы мама вышла за этого чувака. Но больше Реджи я не видел" (о том самом приведшем его на "Ганна" Реджи) — это они дают нам впервые за тридцать лет известности Тарантино осознать, что в первую очередь тот был и остаётся безотцовщиной. Но безотцовщиной, которого — по его собственному требованию — усыновил кинематограф.

   Русский перевод книги "Спекуляции о кино" (Cinema Speculation) выйдет в 2023 году в издательстве Individuum.