Как японцы читают русскую классику
Первым русским автором, которого открыли в Японии, стал Александр Сергеевич Пушкин, что нас совсем не удивляет. В 1883 году выходит книга с чисто японским названием «Думы цветка и мечты бабочки. Удивительные вести из России». Трудно в ней узнать «Капитанскую дочку».
История «русского бунта, бессмысленного и беспощадного» была для японского читателя удивительной, даже шокирующей — подобное совершенно не свойственно японскому менталитету. Даже если учитывать, что это время в Японии — эпоха перемен, своего рода революция сознания. А уж кто здесь размышляющий цветок, а кто мечтающая о любви бабочка, читателю нетрудно догадаться.
Почему же все-таки «Капитанская дочка»? «Верность, справедливость и мужество — три природные добродетели самурая» — так гласит бусидо, кодекс самурая». Это ли не законы чести, по которым живут и герои Пушкина? Если представить, как мог бы выглядеть Петруша Гринев в Японии, то это был бы примерно такой портрет юного самурая:
Второе издание вышло в английском стиле, так как тогда в Японии была мода на всё английское. Перевод был тот же. Гринев стал называться Джоном Смитом, Швабрин — Дантоном, а Маша — Мари. Книга стала называться «Жизнь Смита и Мари» и предварялась словами: «Любовная история в России».
Но любовная история не нашла такого отклика у читателя, как история становления «русского самурая». Надо заметить, что Пушкину вообще редко везло с переводами.
Своего рода «Нио русской литературы» японцы называют Тургенева и Толстого.
Всегда считалось, что первые переводы Ивана Сергеевича Тургенева — это рассказы из «Записок охотника» («Свидание» и «Три встречи»). Японский читатель был поражен тургеневскими пейзажами, которые существенно отличались от принятых в японской литературе описаний природы.
У японцев природа замершая, у Тургенева — изменчивая, как человеческие чувства.
У японцев природа — это cимвол, у Тургенева она существует сама по себе.
Японцам казалось, что происходит «расколдовывание природы»: слышится дыхание ветра, весна берет своё, а осень недовольно ворчит. Природа очнулась и ожила.
Совершенно по-новому для японского читателя зазвучала и тема любви. Все люди, независимо от национальности, переживают сложные и тонкие чувства. Но в мире японской литературы не было принято об этом писать, как не было принято об этом говорить в обществе. Японский читатель довольствовался незамысловатыми похождениями бывших самураев и гейш — витиевато о простых чувствах.
Герои же Тургенева испытывают душевные муки, страдают, переживают... И как об этом рассказать старыми словами (простыми словами о сложных чувствах)? Японские переводчики столкнулись с проблемой: старые иероглифы несут другой смысл (например, «любовь» — более приземленное содержание) и надо им придавать уже несколько иное значение. Так открываются новые страницы в японской любовной литературе, описывающие сложный мир чувств.
В 1886 году Фтабатэй Симэй переводит тургеневский роман и дает ему название «Нравы партии нигилистов». Как вы, наверное, догадались, это подзаголовок «Отцов и детей». Так Тургенев стал для японского читателя отцом нигилизма, да и всей русской демократии.
Второго Нио русской литературы, Льва Николаевича Толстого, японцы открывают для себя сначала как публициста. Во время русско-японской войны Л. Н. Толстой написал статью с говорящим названием «Одумайтесь!», которую в России публиковать не стали, а вот в Японии она была встречена с радостью. В этой статье Толстой пишет о разрушающем влиянии Запада на восточную цивилизацию, и это нашло отклик у японцев. Толстого в Японии называют Учителем.
Интересна история, как японцы открыли для себя главный роман Толстого. Первый перевод «Войны и мира» был сделан одним студентом — для себя.
«Плачущие цветы и скорбящие ивы. Последний прах кровавых битв в Северней Европе» — так на японский лад назывался роман Толстого. В предисловии переводчик рассказал о сказочном силаче У-ко, который был необыкновенно силен, но обстоятельства оказались сильнее него... Какой же читатель не узнает в мифическом силаче Наполеона! И станет понятно, почему скорбят ивы и плачут цветы. И полны японского очарования названия глав в этом переводе:
«Ива, стряхивающая снег, — возмущение праздной жизнью Шерер»,
«Цветок, плачущий под дождем, — тоска Лизы о муже»,
«Обезумевшая бабочка, промокшая от холодной росы (юная Наташа Ростова), завидует любви Николая и Сони»,
«Луна и цветок спорят о чудесах. Ликующая радость встречи Ростовых» и т. п.
17/09/2018
Мы с Тамуси-сан
На Фудзи идём
Мы - санитары!
Танюси не плачь!
Что-то в воду упало?
Не тонет оно!
Ходить в Африку
Не нужно самураям
Там Бармалей-сан!
А также Пушкин-сан, Толстой-сан... что же нужно самураям?
17/09/2018
17/09/2018
17/09/2018
17/09/2018
18/09/2018
18/09/2018