Рецензия на книгу «Пора, мой друг, пора»

«Пора, мой друг, пора» Василий Аксенов

- Я хочу простоты… Простых, естественных человеческих чувств и ясности. Хочу стоять за своих друзей и любить свою жену, своих детей, жалеть людей, делать для них что-то хорошее, никому не делать зла. И хватит с меня драк. Все эти разговоры о сложности, жизнь вразброд - удобная питательная среда для подонков всех мастей.
Аксенов – писатель неровный. Но эта вещь боговдохновенная. Абсолютно космическая. Уникально современная (год написания – 1963). Неимоверно русская («От Пярну до Енисея…» и во всех других смыслах). Эта та вещь, рядом с которой каталожная бирка «Классическая проза» в электронной библиотеке оправданна и естественна. Ладно, хвалить так хвалить… это «Евгений Онегин» ХХ века – лирическая «энциклопедия русской жизни». И, не побоюсь этого слова, учебник по здоровой и не здоровой мужской психологии.
[Дальше вылезает зверь Обоснуй. Он облезлый и натыкается на предметы, потому что подбирать слова равновеликие Аксенову в этой книге непросто.]
Сразу к чертям «основную» линию сюжета: шофер и актриса – они, если честно… Главное – типажи. И сцены. Все до боли родное-знакомое.Но при этом нет ощущения, что тебе лезут в душу или что чужие души перед тобой препарируют. Просто жизнь.
Он просто знает. Ну, разумеется, писатель Аксенов знает, что чувствует начинающий автор, заметив в руках незнакомого человека журнал со своим первым рассказом. И, наверное, знает, что ощущает самец, когда на его самку претендует… какой-то там, да и она не очень-то против. Но откуда столько нюха и прозорливости на описание эмоций, бурлящих в двух схватившихся не на жизнь, а на смерть, с ножом у горла противниках? Или того, что происходит в душе у недотепы-бомжа, жалкого и доброго выдумщика, собирающего остатки достоинства, чтобы не уронить себя в глазах прекрасной, безнадежно любимой женщины? Откуда абсолютно точный выбор той «кодовой фразы», с помощью которой два работяги, сведенные случаем в кабине грузовика на таежной дороге, понимают: вот это – свой?
… А те прибежали - трое, - стали права качать, а потом монтировками его по голове. Забили до смерти.
- За фару?
- Ага, за фару.
- Зверье! - воскликнул Марвич. - … А ты мог бы человека за фару монтировкой по голове?
- За фару? - переспросил водитель. - Ты что, псих? Может,
только по уху ладошкой хлопнул бы.
Он помолчал и кашлянул.
- А может, и по уху бы не дал. Пустил бы матерком, и все.
Собственно, проверить "своего" есть два варианта "А ты мог бы человека за фару монтировкой по голове" и "Сошлись на том, что Пушкин - великий русский поэт".
Дело не в том, что "в книге полно и красочно представлены" мужские типажи, расейские и общечеловеческие. Книга о про то, что может из себя сделать мужик в этой жизни. Дороги, которые мы выбираем. Это ведь только кажется, что все просто: или жизнь «холостая, веселая, мускульная и без претензий», или… На самом деле, приходится совмещать. Потому что бабы. Женщыны. Джоконды. Маньки-облигации. При встрече с которыми бухаются на землю все твои блестящие латы (если, конечно, они у тебя есть).
Герои Аксенова не в латах, а в робах, ватниках и спецовках. Серега Югов, вот, ваще, не герой. Югов Сергей Иванович, старшина II статьи. Я просто с ним познакомился в рабочем буфете в пригороде Пярну. Он пиво пил и меня угостил копчушкой. И сразу сказал, как только мы познакомились: «Ты, друг, пойми меня правильно. Я так считаю, что рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше». (Лучше, по-Юговски, это механиком по дизелям на Балтике. Или на Таймыре). И я ему сказал: «Правильно, Сережа». И пока я гонял в гастроном за чекушкой, Сережа Югов стоял суровый, ни с кем не разговаривал, ни с кем не общался, хранил верность мне, даже пива не трогал. Потом, понятное дело, мы предъявили друг другу документы, что «еще сильнее сблизило нас», потом я пошел провожать его на вокзал, где мы в ресторане скинулись по полтиннику на «Полонез Огинского».
И грянул "Полонез" Огинского. Ту-у-у, ту-ру-ру-ру, туру-ра... И вверх и вниз славянская тоска с чудовищным грохотом медных тарелок и чистым звуком презрительной трубы, за рубль серебром волнение Серегиного сердца, и я, хмельной от пива и водки, тоже закрывшись рукой, как мой дружок, взволнованный и гордый тем, что это за мои пятьдесят копеек три минуты славянской тоски из репертуара всех самодеятельных оркестров, всех заводских и сельских клубов, ту-у-у, ту-ру-ру-ру, ту-ру-ра... А Сережка кивал музыкантам и кивал иногда мне -- это он заказал, и он слушал, и он был добр, пусть уж и эти жадные врачи послушают, пусть слушает весь ресторан, надо же – какая музыка!» А потом Сережка стоял на подножке вагона, клеши под ветром щелкали об его ноги. Он кричал:
- Валька, в случ-чего разорись на телеграмму!»

Кричал, конечно, не мне, а Вальке Марвичу, который именно потому главный герой, что он – то ли шофер, который пишет талантливые рассказы, а работает при этом сначала такелажником на киносъемках в Пярну, потом трактористом далеко в глуши, в городе Березань, то ли писатель, который работает шофером, потому что… а просто потому, что он энергичный мужик в «энергичной стране», «свой парень в своей стране». И мы – по одну сторону баррикады. У нас одинаковый выбор, а не то, что "жизнь закинула". Это важно совершенно четко понять: положительные герои Аксенова не обделены жизнью или не способны на что-то большее. Они живут по-Человечески, то есть решают сами для себя - драться или нет, хвастаться или нет, врать или нет. Сознательно. В каждом случае.
И «другая сторона баррикады» есть, как не быть. Отделенная от нашей, где я, Марвич и Югов, по очень простому признаку, который Марвич не формулирует, а выкрикивает уже на первых страницах:
- Я всю жизнь работаю! - почти закричал я. - Я всю жизнь работаю, - повторил я, останавливаясь у какой-то витрины. - Всю жизнь работаю, как ишак, и только тех люблю, кто работает, как ишаки. Я ишаков люблю, чудаков, а не таких умников!
Точка. Диксит. На «той стороне» глубокомысленный физик Борис, московская богемная публика, «сынки» с браслетками… - законченные, вылощенные и скучные подонки, пустоглазые, очень сильные. «Типчики».Они по-другому знакомятся, по-другому дерутся, по-другому ухаживают за женщинами, над другим смеются.
Да, это именно то, чем занимаются настоящие и не очень мужики в жизни и в повести Аксенова. Знакомятся между собой. Выпивают. Бьют друг другу морды. Ухаживают за женщинами. Настоящие еще и работают, в отличие от не настоящих, которые способны только служить. Хорошо говорит Марвич: Я стал получать хорошую зарплату, но работать там не мог, ничего у меня не получалось. Там было много людей, у которых ничего не получалось, но все они прекрасным образом служили, а я не мог.
Любить по-настоящему (особенно если ты при этом вкалываешь по-настоящему) трудно без ревности: Такой ревности, когда трогаешься рассудком, когда воешь по вечерам от смертной тоски, когда милое тебе существо, словно привидение, проносится у тебя перед глазами в безумном порнографическом клубке. Но все равно эта любовь отличается от того, что предлагают женщине «типчики», как кристалл от мусорной кучи. Когда мужик любит женщину, он теряет свою природную слепоту и видит ее так пронзительно, как больше ничто в этом мире: Она обернула ко мне вдруг просиявшее лицо. Сияющее, поразительное, дерзкое, мальчишеское, девчоночье, вспыхнувшее, как юпитер, лицо. Я был поражен: неужели она в таком напряжении находится, что простая похвала сквозь зубы может ее осчастливить?
На той стороне, где Марвич, любят так: я не могу тебя оставить одну, тебе будет плохо без меня.
По ту сторону – этак: Олег посмотрел на нее, сузив глаза. Когда же это кончится? Когда же, наконец, вся его сила обрушится на нее, подавляя ее гордость, иронию, и все ее жалкие воспоминания, и всю ее болтовню? Так, чтобы она замолчала, замолчала надолго, чтобы стала такой, какой ей надлежит быть, чтобы помалкивала и была жалкой, какими все они были с ним.
Дерутся на стороне Марвича много и умеючи - кулаками, и ногами, и головой, головой снизу вверх с разными подонками – понимая, что самое нехитрое дело – это «научиться драться только за себя». А надо – когда НЕ только. И не умеют драться так, как «по ту сторону» - улыбкой, рукопожатием, тихим голосом по телефону.
Вот кажется, замечательный повод соорудить «по нашу сторону» пьедестал и залезть на него всем скопом в героической позе. Но мир, по Аксенову, не так прост, чтобы делиться только на «нашу сторону» и «не нашу». И определяться надо не только по поводу «типчиков». Живет по милости сторожа в спортивном зале, но прогуливается по городу с неизменной кожаной папкой под мышкой Кянукук – неприкаянный и беззащитный в своей нелепости, даже на «защитную рубашку, подаренную год назад одним кубинским студентом», накручивающий целую воображаемую историю: Сьерра-Маэстра, зенитки на набережной, огромные толпы на улицах Гаваны, борьба, энтузиазм и, конечно рядом верная подруга в форме народной милиции -- старик Сант-Яго, Хэмингуэй, Евтушенко. То ли шизофреник, то ли романтик. Смешной для тех, кто «по ту сторону», жалкий для тех, кто «по нашу» и обреченный быть для нас вечным стыдом, потому что мы ничем не можем помочь таким слабым.
Чем Аксенов хорош, он никогда не «пылит», щек не надувает, руками не машет и пальцем не тыкает: вот, мол, какой плохой мальчик, а вот хороший. Он предъявляет нам информацию. Как мы на нее прореагируем и среагируем ли вообще – вот лакмусовая бумажка не только его героям, но и нам с вами. Либо тебе мерзок и отвратителен пошляк и быдло Эдуард (Сам он был сыном учительницы, Олег и Михаил относились к нему немного иронически, но он этого не замечал, всегда был верен законам "мужской" дружбы, крепким он был парнем, с некоторой мрачностью в лице, но без тени сомнений в душе), либо нет. В зависимости от этого – тебе к нашим или к крепким парням с браслетками.
Впрочем, Аксенов мог бы и не озабачиваться дополнительными характеристиками. Каждый герой обязательно сам о себе чего-нибудь ляпнет: - Мне нужен только бункер и запас питания. Я гений,- сказал Борис.
Гений – Аксенов (в этой конкретной книге). Гениальный писатель пишет одновременно каждому отдельному человеку, своей нации и человечеству. Здесь это есть. Первый раз сцену, где таксист ночью в машине декламирует Вальке сплошным потоком Есенина, я читал со смешанным чувством гордости за «умный, бодрый наш народ» и сожаления, что Аксенов подпортил искренность своей повести этакой лубочной картинкой. Выдохнул с облегчением, когда через несколько строчек понял, насколько я Аксенова недооценил. Как сделано! Ого-го, как сделано! Еще через несколько строчек я вообще дышать перестал. Еще таких «перестал-дышательных» эпизодов как минимум три: «разговор» Сереги с кукушкой, знакомство Марвича с шофером на таежной дороге и м-м-м… как бы без спойлера? – последняя драка.
Ну и куда же без аксеновского юмора, тонкого и «как-бы-невзначай»? Утро началось с того, что приехала милиция за Барабанчиковым. Оказывается, он вчера, в большом количестве выпив пива и портвейна, насильственным образом изъял кольцо у работницы прядильной фабрики Вирве Тоом, а также угнал велосипед дорожного мастера Юхана Сеппа. Барабанчиков уверял, что на него нашло затмение, но младший лейтенант, голубоглазый эстонец, не понимал, что такое затмение.
И последнее, но не менее важное: такой чуши, которая написана на БМ в аннотации этой книги, я не читал никогда. И вам не советую.