Рецензия Alex Lion на книгу «Процесс»

«Процесс» Франц Кафка

Нет, я, конечно, слышал что Франц Кафка оригинал, каких свет не видывал, такой эксцентричный писатель, талантливый гений и сумасшедший художник. Из-под его пера выходят запутанные психоделические истории с элементами не то мистики, не то фантасмагории присущей снам. Бесконечные суетливые монологи, весьма неоднозначные метафоры и целое море недомолвок – всё это краеугольные творческие камни, или, так сказать, столпы на которых и строится повествование. Да я слышал о таком, пытался подготовить себя заранее, но, раскрыв книгу, я долго терзался вопросом, что это такое и где тут логика?

На мой взгляд, Кафка, если этого не требует ситуация, как в случае с профессиональным жаргоном юристов, не злоупотребляет сложными и длинными словами, от которых расстраивается Винни Пух. Однако из, казалось бы, простых и понятных слов и предложений получаются такие громоздкие и запутанные конструкции, что волей-неволей приходится время от времени останавливаться и мысленно проговаривать про себя отдельные фразы. Это единственный способ не отпустить тонкую нить сюжета, так что умение концентрироваться оказалось спасительным.

Не так-то легко объяснить почему история Йозефа К (главного героя книги) повергла меня в такой шок, хотя обошлось и без ужасов. Всё очень просто есть персонаж со своей жизнью, без особой биографии и воспоминаний, у него есть работа, съёмная квартира и соседи. В один прекрасный день начинается процесс. Как? Почему? Для чего? Кто инициатор? Вот вопросы, на которые хочет найти ответ главный герой вкупе с читателем. Но не ждите ответов в этой рецензии. Во-первых, не люблю спойлеры, а во-вторых, каждый читатель найдёт для себя собственное объяснение произошедшим событиям.

Так вот, начинается всё как будто бы просто, но едва герой оказывается втянут в процесс, как события уже развиваются всё быстрее и быстрее, поражая своей путанностью и в то же время притворяясь, что ничего не происходит. События притворяются? Да! Такое ощущение, что они живые, и то и дело одно наползает на другое, и как разноцветный пластилин они слепляются в грязный пятнистый комок. Все действия или акты сей постановки, на первый взгляд, образуют липкую кашу, да ещё пригорающую на медленном огне. Случайные люди, затхлые тёмные помещения, лабиринты коридоров, многочисленные свидетели и сопричастники судопроизводства, адвокаты, агенты, следователи, соседи, коллеги – напоминают не то цирк, не то карнавал сумасшедших. Того и гляди ждёшь, что Йозеф проснётся и окажется, что всё это лишь дурной кошмар. И пока тайна процесса остаётся не раскрытой читателю не светит ни минуты покоя. Дышать вполсилы, напряжённо сжимая книжный переплёт, пока не побелеют фаланги пальцев, вот наша судьба. В такой ситуации успокоиться помог бы рассудительный и осторожный герой. Но наш рассказчик тот ещё фрукт. Под стать событиям и людям, в круговороте которых он барахтается и тонет, Йозеф отчебучивает те ещё выкрутасы. То затевает конфликты, то грубит, то молчит из чувства протеста, то провоцирует следствие на какие-либо жестокие меры. Ну как тут расслабиться, если герой того и гляди попадёт в капкан или увязнет в болоте, прихватив и вас с собой за компанию? Вот такие у нас дела.

Пытаясь разобраться во всей этой абракадабре, я нащупал за внешней мишурой не то, чтобы целый пласт аллюзий, но как минимум достаточно гибкий аллегорический поток. Например, мне показалось, что за кадром описываемой жизни Йозефа скрывается тоталитарное государство с несколькими ярусами органов законодательной и исполнительной властей. Многоуровневая тайная полиция, следователи и каратели, закрытая система судов. Подпольные канцелярии и адвокаты. Судейские кружки и иерархия, необозримая с нижних ступеней служебной лестницы. А помимо завеса тайны, который окутывает «процесс», в пользу тоталитаристской теории говорят некоторые фрейдовские оговорки второстепенных персонажей. В этих недомолвках или нечаянно вырвавшихся словах мелькает одновременно недовольство и осуждение системы и в то же время чуть не животный страх. Такое ощущение, что не достаёт лишь одного человека-факела, чтобы толпа вспыхнула и разгорелась пламенем революции, которая сожжёт дотла старый порядок и очистит в своём огне страну от гнилой заразы и паразитов, оккупировавших власть.

С другой стороны показанная картина чердачно-подвальных канцелярий, приёмных, залов ожидания и кабинетов наводит и на другие мысли, отличные от диктаторских режимов. Отсутствие какой-либо информации у нижних инстанций относительно порядков в высших, да и наличие самих этих высших кругов, при всех внешних атрибутах свободы обвиняемых и бесконечной волоките состыковываются в моём сознании с современным демократическом обществом. Берётся вот эта громоздкая бюрократическая система и торжественность биллей о правах и соединяются с взяточничеством, олигархией и мелким позерством низших судей. Получается некий механизм, который создаёт иллюзию законов, свободы, справедливости, и одновременно с этим идеально водит за нос как людей далёких от правоведческих наук, так и, казалось бы, опытных служителей Фемиды. «Суду ничего от тебя не нужно, суд принимает тебя, когда ты приходишь и отпускает, когда ты уходишь»

Именно благодаря таинственности и круговой поруке любой обвиняемый постепенно лишается почвы из-под ног и вертится в порочной связке страх-суета-ошибки-сомнения-страх. Подпольные адвокаты играют на недоверии к продажным судьям и косности самой системы. В то же время «внештатные» помощники, продающие свои связи в судейской коллегии, подталкивают к отказу от защиты вообще, мотивируя это невозможностью получения полного оправдания. Все эти ходатайства и замолвленные словечки сначала дарят утешение и надежду, затем вызывают опасения и неприязнь, так как их эффективность стремится к нулю с третьей космической скоростью. И вовсе не потому, что горе-спасители ленивые или жадные до звонкой монеты, а скорее из-за полного отсутствия понимания «процесса» и изолированности этого «процесса» от самого свода законов. В чём проявляется эта изолированность? Да всё в том же альфа-центаврианском языке, которым он писан, множественных противоречиях и дырах, которые используются для оправдания состоятельных и влиятельных людей и для сокрушения бедных и незначительных персон. Первое правило гласит, что закон един для всех. Второе, что он открыт для всех. А вот следующее повергает в ужас – ты не имеешь допуска к закону. Защита – не твоё дело, это дело посторонних людей, которым по большому счёту наплевать на тебя и на исход дела, свой навар они получат. Бунтовать бессмысленно, на каждом шагу тебя ждёт новый Сфинкс, который помешает твоему продвижению вперёд.

Из заведомого представления о порочности всех и вся, а так же несовершенности любой искусственно созданной системы устами второстепенных персонажей автор доносит идею о невозможности оправдания и, соответственно, выхода из под тяжёлой пяты суда. Выбор, по сути, сводится к двум группам действий. Первую когорту представляют попытки манипуляции и закулисных интриг, чтобы добиться временного благоприятного решения суда, только с тем, чтобы сразу начинать готовиться к новой итерации дознаний, слушаний и ходатайств. Вторая стратегия предусматривает такое сроднение с канцелярией и чинушами, благодаря которому «пациент» вовлекается в бесконечный поток волокиты, и мелочными, но регулярными своими действиями тормозит «процесс» или пускает его в такие объездные пути, что в итоге слушание и приговор не имеют шансов случиться при жизни подсудимого. Правда в этом случае жизнь превращается в безрадостную мумификацию на скамейках приёмных, и о работе, да и частной жизни думать не приходится. Но, что странно, этот вариант предлагается в качестве предпочтительного и практически безотказного. Оглядитесь вокруг, дамы и господа, и вы увидите, что Франц Кафка не так уж далеко зашёл в своих фантазиях, и многие вещи при ближайшем рассмотрении оказываются такими же реальными, как вы, я и загрязнение окружающей среды.

И наконец, третья идея по сути своей чрезвычайно проста и я бы её назвал теорией вины. Дело в том, что для недоброжелателей и людей уполномоченных не так уж сложно погубить как некую партию, так и конкретное лицо в частности. При этом можно исходить из двух принципов. Первый предполагает, что виновны все, неважно в чём, неважно насколько, но виновны. А раз виновны, то выяснить обстоятельства – это лишь рутинная работа, да и отсутствие прямых доказательств уже не воспринимается столь однозначно в пользу защитников «процесса», скорее уж говорят и изощрённости деяния и умышленном скрытии следов. Стоит лишь надавить, высказать некоторые общие провокационные высказывания и клиент на крючке. Кто ищет, тот всегда найдёт, так что жертва обречена априори. Второй алгоритм не столь явен, но не менее эффективен, хотя и исходит из другого посыла. Да, пусть у обвиняемого может не быть за плечами груза вины и скелетов в шкафу, но если ему намекнуть, что против него есть уже кое-какие заключения и наработки, то «пациент» начнёт волноваться, суетиться, мотаться из стороны в сторону. Он наломает дров, наступит на все грабли и капканы, а в процессе своих кручинных метаний пойдёт на сомнительные сделки или совершит что-нибудь, за что в последствии его уже незамедлительно можно будет привлечь к ответственности. Вот так-то, выжидательная стратегия, при которой клиент сам себя закопает, и, если повезет, казнит.

Такая вот безрадостная картина получается. Уж не знаю, виной ли тому мировая война, или мода на декадентов и нарождающийся постмодернизм. Но сей неоконченный роман (о чём сказано в интернет ресурсах, но с моей точки зрения вполне себе оконченный) наводит на мысль, что не важно в каком обществе ты живёшь. Как бы не называлась ваша социально-правовая структура, за какой ширмой не прикрывалась бы власть, а всё равно для одного единственного человека, коим ты являешься, ничего не изменится в «процессе» ежели таковой против тебя заведут. И хорошо, если когда-нибудь он выедет из потайных подземных ходов на открытые наземные рельсы публичного суда, тогда хоть будет шанс если не победить, то всколыхнуть систему. Но к несчастью очень и очень многих ждёт собачья смерть. Остаётся лишь гадать, когда это произойдёт.

В этот раз решил обойтись без анекдотов, предисловий и послесловий. Пусть будет так же как у Кафки – лишь середина. Если для настроения захочется чуток юмора, пишите, выложу в комментарий.