Рецензия на книгу «Ленин в 1917 году. На грани возможного»

«Ленин в 1917 году. На грани возможного» Владлен Логинов

«Чудес в истории не бывает, но в ней бывают великие повороты, иногда неожиданные и настолько богатые историческим содержанием, что они могут казаться настоящим чудом. Невыносимость мировой казармы создала в наши дни громадную массовую силу, пугающую обывателя и действительно чреватую большими бедами, если она не получит свободного выхода. Но эта сила является также великой надеждой человечества. Она способна порвать кровавую сеть международных несправедливостей, поднять людей над уровнем их борьбы за преимущества, карьеру, существование, сплотить их в большинстве, несмотря на все различия, единой волей к светлой деятельности. Это возможно. Хотите видеть пример такого чуда? Взгляните на Октябрьскую революцию.» (М.А. Лифшиц. «Нравственное значение Октябрьской революции». Статья написана к 50-летнему юбилею Октябрьской революции в 1967 году, но впервые опубликована только в 1985 году»).

Владлен Терентьевич Логинов, пожалуй, наиболее авторитетный профессиональный историк, занимающийся биографией Владимира Ильича Ульянова-Ленина и, конечно, историей Великой Октябрьской революции на протяжении всей жизни.
Третья книга о Ленине профессора Логинова включает в себя некоторые фрагменты предыдущей монографии «Неизвестный Ленин», стартует с них, напоминая и связывая тем самым нити повествования двух масштабных исследований. Связывает предреволюционные события с началом Великой революции, чтобы рассказать максимально последовательно и во всех известных деталях о событиях столетней давности. Масштаб такой задачи, решаемый историком, можно попытаться представить известным науке сравнением. Дело в том, что во всей истории человечества только два события могут быть поставлены рядом: это Великая Французская и Великая Октябрьская революции.
Увы! Нашей публике совершенно неизвестны подобные выводы и труды одного из наиболее авторитетных западных историко-социологических направлений, называемого «теория революций». Зато совсем простое дело – это количество предрассудков и лжи, перекачиваемое господствующей в российском обществе идеологией из исторической помойки и заливаемое прямо в российское общественное сознание через сми, кинематограф и масскульт, через государственные университеты и школы, и не имеет уже ни аналогов, ни сравнений. Чего стоит только позорная официальная (!) попытка спрятать столетний юбилей "так называемой Октябрьской революции", говоря словами президента. То есть просто и тихо проигнорировать величайшее событие российской истории с признанным мировым значением – всемирную реформу, с которой начались глубокие социальные преобразования по всему миру, начало которой положила Великая Октябрьская революция.
Всему этому есть, конечно, рациональное объяснение с теоретическим обоснованием, но постараемся не отвлекаться.
Книги Логинова о Ленине – это не только научное историческое исследование и попытка нарисовать документальную объективную картину событий 1917 года, это ещё и очищение образа одного из самых великих граждан России.
Очищение! Но, казалось бы, есть произведения гениальных классиков такие, как небольшая книга Горького «В.И. Ленин», поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин», поэма Есенина «Гуляй поле», стихи Брюсова, Твардовского, и многое другое. Рядом с этим уже нечего и ставить. Можно бы точно также взять и прочитать «Десять дней» Джона Рида. Во всяком случае к нему – американскому молодому журналисту по части объективности, уж точно, не может быть никаких претензий. Художественной правде великих, действительно, нечего противопоставить: ни по таланту, ни по глубине, ни по широте охвата, ни по точности изображения отдельных деталей. Нечего, кроме лжи.
Вот почему Логинову раз за разом приходится, где мимоходом, а где и отвлекаясь от магистральной линии рассказа, детально и документально разоблачать многочисленные исторические небылицы, фальсификации и мифологию, порождённую ещё тогда – в 1917-ом самой бешеной и бесшабашной классовой ненавистью и к личности Ленина, и к свершениям нашей Великой народной революции, которая продолжает транслироваться сквозь время, открывая актуальную ангажированность отборной мифологизированной лжи как социальный заказ двух главных эксплуататорских классов современной России, воплощение их шкурного интереса в официозной идеологии.
Это ведь только историку следует не забываться и быть максимально объективным, а не современным врагам революции, её вождя и классовых отношений в российском обществе. Поэтому вот вам ваш «запломбированный вагон», «заговор оголтелых преступников и тупиц», «германское золото на революцию», «неуёмная жажда власти», «демон революции», «большевистское вероломство», «красный диктатор», «беспримерная жестокость», «декрет о земле по эсеровской земельной программе», «декрет о мире - похабный мир» и тд и тп. И всё ложь – классовая идеология и шкурный интерес в одном флаконе.
Документальные свидетельства раскрываются Логиновым в каждом случае так, что клевета не просто быстренько слетает. Обнажается следом размах и масштабы необходимой к распространению актуальной «служилой» чиновной лжи «так называемой элиты» и их литературных представителей: т.н. «лениноедов».
Надо сказать, что и в 17-ом с ложью тоже было всё в порядке: это и «улицы «заваленные трупами», и «германские и австрийские офицеры», направляющие большевиков, и «труп» князя Туманова или генерала Денисова (не суть - потом и вовсе оказалось, что все живы!), «выловленный из Мойки», «зарезанные солдатнёй министры», «разграбленный до тла Зимний дворец», «расстрелянные пачками юнкера», «изнасилованные ударницы» и тд и тп.
Наиболее безотказные и впечатляющие экспонаты «исторической помойки», смрад которой – сплетни, слухи, наветы, клевета, грязь, поразившие в своё время даже очевидцев вроде Джона Рида тем, как это всё легко впитывалось и поддерживалось обывателем, но особенно теми, чьи интересы непосредственно обнажились в этом историческом смраде как нигде и никогда раньше.
Материальные интересы! «Этот народ нуждается в кнуте!» - таково предельное выражение классовых отношений к России в том же 17-ом английским генералом Ноксом. Да-да, тем самым, что вдохновлял и направлял потом в Сибири действия своего завербованного агента – адмирала Колчака. А нам показывают киношку...
Петроградская история 17-го года развёртывается Логиновым перед читателем в самых детальных подробностях и нет, кажется, никакой возможности отразить в рецензии хотя бы малую часть даже наиболее ключевых эпизодов подъёма народной воли к своему революционному освобождению, но именно в этих деталях становления народной воли всё дело.
Есть всё же нечто их соединяющее в фокусе – в сути происходящего:
«На протяжении всего 17-го года, в резолюциях сотен съездов, конференций и совещаний, в тысячах наказов и требований массовых митингов, собраний и сельских сходов — воля народа была определена. И не опосредованно, а именно прямым волеизъявлением масс. Никаких сомнений в том, какова эта воля, ни у большевиков, ни у их противников не было: немедленное прекращение войны, передача земли крестьянам, безотлагательное решение продовольственного вопроса. И как условие реализации этой воли — передача власти Советам в центре и на местах. Никакой новый съезд, совещание или сход не могли изменить эту волю.»

Стоит припомнить, к чему пришла страна осенью 17-го под властью министров Временного правительства: кризис продовольствия, голод в городах и, особенно, в деревнях, развёрнутые массовые голодные выступления, системный кризис на транспорте до полного паралича, кризис и абсолютный развал в армии: миллионы голодных озлобленных и к тому же вооружённых людей, которых обирали, унижали, гнали на беспощадную бойню – «за Дарданеллы» и сама жизнь, не стоящая ни копейки. Многочисленные погромы и грабежи, преступность захлёстывали даже столичные улицы. Последнее – Логинов специально везде выделяет – самое опасное: волны стихийного недовольства по систематическим свидетельствам огромного числа самых разных очевидцев грозили вообще смести полностью «сами основы культуры». Но и этого мало. Спешно в штабах готовится расправа над ставшим советским Питером: второе издание корниловщины. С фронта снимаются и направляются в северную столицу верные генералам боевые части и корпуса, стягиваются казачьи части, подбирается кандидатура диктатора. Около трёх тысяч юнкеров и ударницы известного женского батальона располагаются в Зимнем дворце для охраны министров. Чуднее всего то, что никто (!) так до сих пор и не может сказать толком, а был ли штурм Зимнего или его не было? Что это было – Логинов рисует всю картину во всех доступных деталях.
Это был, действительно, бескровный захват власти. Почему же никто так и не встал на защиту тех самых министров-капиталистов? Какая же необходимость была выражена в этой бескровной случайности?
В эти же кипучие дни октября 1917 года открывается II-ой съезд Советов. И сразу же наступает «момент истины» (так и назвал свою работу об Октябрьской революции историк Теодор Шанин), «эпоха мысли и разума», «великая пора, - писал Ленин, - когда мечты лучших людей России о свободе претворяются в дело, дело самих народных масс, а не одиночек-героев».
Каждая из партий, представленных на съезде, получает возможность реализовать свои программы, декларации, решения прямо и непосредственно. Временным Революционным Комитетом, где Ленин состоит только одним из многих его членов, не располагающий никакой властью, кроме своего авторитета, всем партиям предложено войти в первое советское правительство и сразу перейти к решению самых насущных проблем России.
Позднее профессиональный американский разведчик, полковник Раймонд Робинс, «который часто общался с министрами правительства Керенского, а затем с большевиками — народными комиссарами, тогда же написал: «Первый Совет Народных Комиссаров, если основываться на количестве книг, написанных его членами, и языков, которыми они владели, по своей культуре и образованности был выше любого кабинета министров в мире». И Ленин стал признанным главой такого правительства.»

«Декрет о мире» был принят съездом ЕДИНОГЛАСНО – всеми делегатами (625 делегатов заявили о своей партийной принадлежности, но большевиков было только 62,4 %). «Неожиданный и стихийный порыв, — пишет Джон Рид, — поднял нас всех на ноги, и наше единодушие вылилось в стройном, волнующем звучании “Интернационала”. Какой-то старый, седеющий солдат плакал, как ребенок…
Когда песня и аплодисменты стихли, Ленин начал доклад «О немедленном уничтожении помещичьей собственности на землю». Именно так назвал доклад председательствующий. «Правительство рабоче-крестьянской революции, — сказал Владимир Ильич, — в первую голову должно решить вопрос о земле...»

Хочу признаться, что здесь меня поджидало одно из самых сильных впечатлений от книги: это детальная история «Декрета о земле» – программа эсеров, затем т.н. масловский проект и то, к чему они в итоге свелись – «Новый обман крестьян партией эсеров» – как и называлась статья Ленина, посвящённая этому. И, наконец, главное – история крестьянского «Примерного наказа». Это сводный наказ из отобранных 242 наиболее содержательных крестьянских наказов, непосредственное волеизъявление крестьян России, полностью проигнорированных (!) партией эсеров, но сразу ставшее основанием ленинского «Декрета о земле», предложенное съезду в качестве Закона нового государства.
«Мировая история действительно знает не столь уж много прецедентов, когда устои и формы собственности в огромной стране формулировались не политиками, а напрямую — самим народом. Оппоненты Ленина оказались в сложном положении. Спорить по существу декрета в этом зале было невозможно. Оставалось одно — устроить скандал…»
И всё пошло бы именно к этому – к возможности заболтать, затянуть, саботировать сколько можно.
«Но тут, совершенно неожиданно, на трибуну поднялся тверской делегат — бородатый мужик в овчинном тулупе. Степенно поклонившись президиуму и делегатам, он сказал, что надо, во-первых, выразить благодарность товарищу Ленину — «самому стойкому защитнику крестьянской бедноты». А во-вторых, «не останавливаться перед арестом всего Исполнительного Комитета Крестьянского Совета, потому что там сидят не крестьянские представители, а кадеты, которые не защищают народные интересы, а предают их, и что место им в тюрьме». Зал одобрительно загудел, и кто-то крикнул с места: «Кто они, все эти Авксеньтьевы и Пьяных? Они вовсе не крестьяне! Они только языком болтают!». А следующий оратор, эсер-максималист Звездин, заключил: «Мы не можем не отдать должное той политической партии, которая в первый же день без всякой болтовни проводит в жизнь такое дело!..»

Известные обвинения большевиков в однопартийных претензиях на власть разбиваются всей фактологией, широко представленной в книге. Более того, детально объясняется, что в основании лежит их политическая логика – ленинская идея советской власти, которая и составляет само основание того чуда, которое свершилось в октябрьские дни 1917-го года.
Идея народного сплочения – то чего тщетно ищет и не находит нынешняя российская власть – вот истинное содержание и опыт возникшей власти Советов:
«Главная идея всех документов первых лет Октябрьской революции — это идея сплочения. Сплочения наций, равно уставших от империалистической бойни, сплочения всех людей труда перед лицом разъединяющей их силы денег, сплочения рабочих и крестьян. Нас гнали, натравливали друг на друга, мы были разделены и были рабы. Мы больше не рабы, потому что едины — попробуй взять нас!» (М.А. Лифшиц. "Нравственное значение Октябрьской революции").

Поэтому и теперь заодно с В.И. Лениным:
«Мы заявляем, что мы хотим нового государства, что Совет должен заменить старое чиновничество, что всему народу следует учиться управлять. Станьте во весь рост, выпрямьтесь, и тогда нам не страшны угрозы».

Владимир Ильич Ленин – «невысокая коренастая фигура с большой лысой и выпуклой, крепко посаженной головой. Маленькие глаза, крупный нос, широкий благородный рот, массивный подбородок, бритый, но с уже проступавшей бородкой... Потертый костюм, несколько не по росту длинные брюки. Ничего, что напоминало бы кумира толпы, простой, любимый и уважаемый так, как, может быть, любили и уважали лишь немногих вождей в истории. Необыкновенный народный вождь, вождь исключительно благодаря своему интеллекту...» (Джон Рид, "Десять дней, которые потрясли мир").