Рецензия Alex Lion на книгу «Устал рождаться и умирать»

«Устал рождаться и умирать» Мо Янь

Даже ослу понятно, до чего люди жестоки и глупы

Этот паршивец Мо Янь подобно беременному писателю вынашивал гениальный роман 43 года, чтобы разродиться за каких-то 43 дня. В своем угаре он использовал только кисть и бумагу, отринув бесовские компьютеры и прочие инструменты современного человека. Доподлинно неизвестно, с какой целью в этот мир вышла книга «Устал рождаться и умирать», но я уверен, что лицам, интересующимся историей и культурой Китая, этот роман раскроет глаза. Настоятельно рекомендую.

Молодость несчастного зажиточного китайца Симэнь Нао пришлась на времена становления Китайской народной республики, и на своей дорогой шкуре наш герой, в прямом смысле слова, ощутил силу революционного движения. Неупокоенная и озлобленная душа Симэнь попадает в преисподнюю и несколько лет терпит мучения от горячего тура с all inclusive. Но, не отступившийся от своих амбиций, гордый помещик вытребовал для себя ещё один шанс вернуться в мир живых… Вот только из него сделали осла. Так началась полувековая история скитаний Симэнь Нао по цепочке перерождения осел-вол-свинья-пес-обезьяна-человек.

То что суждено прочесть читателю — увлекательная семейная сага, которую пересказывают на протяжении пяти дней сам Симэнь, скользя по памяти своих воплощений, и Лань Цзефан, сын бывшей наложницы Симэнь Нао и батрака Лань Ляня. Рассказчики периодически вклиниваются в воспоминания друг друга, задают вопросы и снова возвращаются к повествованию. Чтобы окончательно запутать читателей Мо Янь ввёл в историю Мо Яня. Того самого паршивца, проживавшего в деревне Симэньтунь, который своими глазами видел большую часть событий, а потом красиво переврал их в своих многочисленных рассказах.

Он, паршивец, сам прошёл через этот ад, и под его пером игра светотени — тусклый свет лампы и яркие отблески огня в контрасте с выделенными лицами, на которых отражается смешение тайных чувств, — предстаёт со всей силой, как на живописном полотне.

Я к коммуне никакого отношения не имею, как говорится, есть вода колодезная, а есть речная(c)

Как я уже упоминал, «Устал рождаться и умирать» - прежде всего сага, а не политический роман. Историческая изнанка — это монолит, без которого невозможно построить такое яркое и значимое произведение. Мо Янь не поленился снабдить текст огромным количество сносок и отсылок к тем или иным событиям, культурным явлениям, театральным постановкам и художественным романам. Без них путешествие на Восток превратилось бы в шествие по глухим амазонским джунглям с куском пенопласта вместо острого мачете. А это, согласитесь, так себе приключение.

Прежде всего книга привлекла меня детально воспроизведенным бытом китайской деревни во времена радикальной перестройки. Любопытно наблюдать за переменами в жизни людей, появлением конфликтов как между родителями, так и братьями, безумной чехардой исполнительной власти, рождением детей, мелкими ссорами, большими сражениями и противостоянием отдельных лиц. Шаг за шагом мы приближаемся к рубежу веков, который уже знаком и понятен нам, но путь к нему ещё столь долго и тернист для КПК.

Один из сквозных конфликтов «Устал рождаться и умирать» - это образ жизни Лань Ляня, который не пожелал вступать в кооператив, сообразуясь со словами Мао, что это дело добровольное. Одно единственное решение и упрямство, достойное самых ярких носителей животного мира — ослов, носорогов, мулов, - стало долгой и изнуряющей тяжбой для довольно привлекательного персонажа. От него отвернулись все, или почти все, даже дети. И только верные воплощения Симэнь Нао не оставили Ляня в одиночестве.

Но велика в людях страсть к вражде и ненависти, а вкупе с глупостью это приводит к жестокостям и подлости. Многие представители кооператива сочли за свой долг портить жизнь «единоличника», ломать и разворовывать его имущество, посягать на здоровье и скромный клочок земли. Просто удивительно, как люди, в общем-то, не злобные, ведут себя так по-скотски, причем не ради пустозвонных лозунгов, а действительно вкладывая всю душу во вражду. Горе Лань Ляню, горе единоличникам Китая. Теперь их время — это лунные ночи, про которые паршивец Мо Янь писал так:

Лунный свет колыхался над головой как нечто материальное, как шёлковое полотно, белоснежное, гладкое и блестящее, прохладное. Казалось, его можно сорвать, накинуть на себя или скатать в комок и засунуть в рот.

Но тебе, читатель, не стоит переживать за Лань Ляня, он крепкий малый и благородный крестьянин, нам придется на время оставить того, кто выше своих соседей. Стоящий прямо не боится, что тень кривая, сухое дерьмо к стенке не липнет

Чтобы стать тираном, нужно сначала проявить себя благонадёжным подданным.

Если честно, я удивлен, как в коммунистическом Китае смогла пройти подобная литература. Или Мо Янь может похвастаться неприкосновенностью? Сильными покровителями. А может цензоры разучились читать или забыли про силу метафор:
Никогда ещё в истории человечества свиней так не почитали, никогда им не придавали такого большого значения, никогда так не простиралось их влияние — а в будущем по призыву вождя тысячи и тысячи людей будут падать перед свиньей ниц.

(хотя мне по секрету доходчиво объяснили, что критика того времени вовсе не возбраняется, главное не трогать Великого кормчего)

Если вы совсем не знакомы или мало знакомы с такими понятиями, как «Большой скачок», «Культурная революция», «Политика реформ и открытости», то эта книга - настоящая находка. Вы можете черными иероглифами по белой бумаге своими глазами увидеть, как коллективный посев злаков сменяется сталеплавильным безумием, а затем соревнованием по выращиванию свиней. И всё это описано с такой иронией и наблюдательностью, да с примесью сказки, что за одно это Мо Яню положена Нобелевская премия.

Помимо забавных и реальных лозунгов вроде «Каждая свинья — это снаряд, выпущенный по реакционному оплоту империалистов, ревизионистов и контрреволюционеров!» паршивец вдоволь проходится по людям, то ли критикуя, то ли жалея их за все свершенные глупости. Вот он салютует, но не отступает перед личными качествами тех сомнительных лиц, что смогли пробиться поближе к кормушке и рулю - «В малых проявлениях дурное и необычное вызывает неприязнь и вражду, а в больших — уважение и благоговение». А чуть позже совсем без насмешки или грусти подглядывает за обычными людьми: «Они поели пельменей, посмотрели телевизор и, по обыкновению, занялись любовью, чтобы помянуть умерших».. А где-то по-соседству свиньи замышляют бунт, виват Джордж Оруэлл!

Нам это покажется странным, все-таки целая пропасть пролегла между нашими культурами. Но благодаря таким писателям как Мо Янь, расстояние между краями стало уменьшаться. Однажды мы сможем перешагнуть через узкую щель различий, не тратя времени и сил на возведение шатких и уродливых мостов.

Как говорится, за чрезмерной радостью следует печаль, и все, достигающее предела, неизбежно обращается вспять.

Эпилог
Несмотря на все различия, иной культурный пласт, взгляд из будущего, да ещё и со стороны, я чертовски привязался к персонажам. Не могу толком выделить любимчиков, хотя какое-то время мне нравились некоторые герои чуть больше остальных. Но, в конечном счёте, не получается ни ненавидеть, ни отличать кого-то из них. Ведь все эти люди — живые люди, пусть и не такие человечные, как мояневские животные. Сложно узнать человека, и не полюбить, сложно понять и не простить.

За персонажами наверняка кроются не менее реальные прототипы, поэтому так остро и тонко чувствуются всех их метаморфозы и чаяния, тревоги, заботы и маленькие радости. Тяжелое время стало для них проверкой на прочность и единственным судьей, отделившим зёрна от плевел. На пороге нового тысячелетия государство сделало рывок, а на полотне истории появился новый узел, отмечающий виток китайского пути. Жизнь пошла в рост и на смену печалям пришли долгожданные воссоединения и примирения. За бортом остались только те ярые активисты, которые бездумно ратовали за бредовые и жестокие меры, и после смены курса остались ни с чем, кроме злобы, морщин и одиночества.

Романы бывают разные. Некоторые призваны будоражить умы и заставлять людей выплескивать энергию бунта, требовать перемен с виллами и факелами. Другие - успокаивать и рассеивать тревоги, развлекать и заманивать в нарисованную словами гавань. А «Устал рождаться и умирать» хотя и ближе по духу ко второй группе, но относится скорее к романам-памяти, которые мирят людей с прошлым и друг с другом, чтобы они шли по своему пути без оглядки на минувшие дни, словно чья-то рука листает их книги жизни только в одну сторону - вперёд.

Пусть всё, что происходило, станет большим раскидистым деревом в моей памяти, пусть живо сохранятся и главные ветви, и тоненькие веточки, и каждый листок