Рецензия на книгу «Случайные жизни»

«Случайные жизни» Олег Радзинский

Аннотация к книге не совсем точная: Олег Радзинский действительно был и книжным мальчиком из интеллигентной семьи, и диссидентом, и инвестбанкиром, но в книге он подробно рассказывает только об одной своей жизни — год в Лефортове во время следствия по обвинению в антисоветской пропаганде, суд, этап, почти пять лет ссылки, сначала в Томской, потом во Владимирской области. «Мой ГУЛАГ». Остальные жизни — пунктиром, к слову, мимоходом.

1987 год. Glasnost and Perestroika. Журнал «Новый мир» вовсю печатает запретные было имена, а Радзинский, осужденный за распространение этих самых произведений, так и ходит каждые десять дней в милицию отмечаться по месту отбывания ссылки. И это не девяностые, в формально другой стране, а тот же самый СССР. Каждый раз меня вымораживают такие кульбиты нашей истории.

Но вернемся к книге. Тюремный жанр, к сожалению, очень хорошо разработан в отечественной литературе. Достоевский, Короленко, Солженицын — любой без труда продолжит список. Радзинский ничего принципиально нового не добавил, хотя у него много тонких наблюдений за нравами, персонажами и обстоятельствами. Что действительно отличает этот мемуар, так это (само)ирония — не легковесное хохмачество (впрочем, над некоторыми эпизодами я смеялась в голос) и не язвительная желчь, а немного отстраненный, с понимающей полуулыбкой рассказ о событиях, прямо скажем, невыносимых. Меня предупреждали, что в книге «много мата». Да, обсценная лексика есть — когда Радзинский передает речь своих собеседников. Ну вот такое окружение, что поделать. Мат в этом случае вполне органичен и даже меня, манерную фифу, не коробил.

Я прекрасно понимаю, что ни одни воспоминания не могут быть абсолютно искренними, даже если рассказчик безусловно стремится к этому: выбор эпизодов, расстановка акцентов, интонация — все выстраивается в определенную парадигму. Я порой улавливала эту «парадигму», но ни разу у меня не возникло чувства неловкости или фальши. Что может быть большей похвалой для мемуаров? А еще там чудесные женские образы — мамы и любимой.

Кстати, об интонации. Я книгу не читала, а слушала — первая в моей жизни аудиокнига, дослушанная до конца! И думаю, что во многом она мне понравилась именно потому, что это был рассказ из первых уст. Читает Радзинский... скажем так, на курсы дикторов он перед озвучкой явно не ходил. Но в любом другом, сколь угодно профессиональном, исполнении я бы это вряд ли дослушала.