Рецензия на книгу «Старшая сестра»
Эта книга - о судьбе девочки-пионерки Зины Стрешневой. У неё умерла мать. Потерять так рано мать - само по себе тяжёлое горе. Но Зине, старшей сестре, пришлось принять на себя заботу о хозяйстве, о младших братишке и сестрёнке, постараться сохранить тот же уклад жизни, что был и при матери. Для этого нужно большое мужество, и этого мужества у девочки не всегда хватало.
Не совсем гладко сложилась у неё жизнь и в школе, и в пионерском отряде. У Зины были срывы, были и тяжёлые дни, когда она падала духом. Может, и совсем плохо обернулось бы дело, если бы не поддержали её друзья.
Эта книга - о дружбе настоящей и ненастоящей, о мужестве и долге, о принципиальности и подлинно пионерском поведении в жизни. Показать
«Старшая сестра» Любовь Воронкова
Настолько противоречивой, непонятной в силу давно ушедшего времени, других моральных и житейских ценностей; странной от того, что «общественное» иногда ставится в разы выше «личного»; что жить надо «не хуже, чем у людей» стала для меня эта повесть, что я растерялась.
Похвалить её может и хотелось бы, ведь есть за что, хотя бы за мужество Зины Стрешневой, потерявшей мать, и взявшей на свои плечи заботу об отце и младшем брате с сестрой. Попытаться понять заботы, враз обрушившиеся на 12-летнюю Зину нереально — раньше всё хозяйство вела мама, а теперь всё, в меру своих сил, делает Зина. Эта сторона книги мне понравилась, и автор показала её отлично, читая, проникаешься состраданием к главной героине, и задумываешься, каково это, так рано потерять маму? И понимаешь, что мам, да и вообще всех родных, надо беречь и ценить, не потом когда-нибудь, а сейчас, пока мы живы, и можем позвонить или приехать друг к другу. Я не пойму никогда, что значит быть старшей сестрой, у меня нет ни младших братьев, ни сестёр, я могу только догадываться, какая это ответственность — быть старшей, и служить примером для других.
Но и поругать книгу хочется, за то, что это общественное, жизнь с оглядкой на других, становилась порой краеугольным камнем в повести и затмевала собой всё. И от этого общественного, от жизни с оглядкой на других, порой совершенно чужих тебе людей (соседи, случайные прохожие на улице) я терялась и не понимала, как так можно было жить. Умом-то я понимала, что так тогда жили, мне не раз рассказывала о своей ранней школьной жизни мама, я примерно понимала, что по-разному, но я человек современный, живущий в другую эпоху, совершенно другое поколение и мне многие вещи в повести «Старшая сестра» резали глаза, выражаясь фигурально.
Многое мне казалось диким и столь чуждым, вот, к примеру, Зина, по настойчивой просьбе своей бабушки, понесла в церковь освящать кулич, а для пионерки такое поведение недопустимо — как же, она предала идеалы красного галстука, идеалы Ильича, идеалы красного знамени! Позор! Требуем исключить Зину из совета, вынести ей обвинительный приговор, галстук она носить недостойна. Позор и ещё раз позор! Вот когда общественное становится сильнее личного, вот когда оправдательные слова одной из одноклассниц, что бабушка заставила, не действуют и класс, когда-то смотревший на Зину, как на равную себе, смотрит как на изгоя. Мне сейчас подобное кажется мелочью, да верь, ты или нет, твоё право, тебя просто попросили (хотя в случае с бабушкой это отдельный разговор) и всё, причём тут позор перед классом? Вот она, разница между поколениями, разница в том, что тогда религию называли «опиумом для народа», верить в Бога, как скажет папа-Стрешнев, можно, но «портить моих детей я не дам, они будут коммунистами, как и я». А тогда, тогда поступок Зины посчитали чудовищным, и совершенно забыли о том, что она, Зина, всего лишь девочка, человек, как и все.
С этой разницей в идеалах, в различии ценностей и была для меня главная трудность с книгой Любови Воронковой «Старшая сестра», когда одно возмущало и повергало в шок, а другое открывало глаза на многие, понятные и сейчас, вещи (дружба, семья, ответственность), и все эти противоречия никак не хотели улечься в моей голове. Когда я искала другие книги о советских ребятах, и вспомнила только две: любимую с детства историю «Много дней впереди» Алексея Белянинова о мальчике из Москвы, оказавшемся в Якутии, и вторую, тоже из детства, «Чук и Гек». В первой речь идёт про школьников, но там никто не говорит, что он или она опозорил красный галстук, никто не выносит провинности человека на всеобщее обсуждение и моральное закидывание камнями, а во второй и вовсе не идёт речь про школу, просто про жизнь ребят. Но эти две книги, прочитанные и перечитанные не раз в детстве, до сих пор являются для меня эталонами историй о советских школьниках и вообще о детях и детстве.
И вот помня их, и сравнивая с ними повесть Л. Воронковой, я понимаю, что мой мир, вернее не мир даже, а моё представление о советских детях пошатнулось, и башня наклонилась вниз. И, кажется, то ли я выросла не с теми книгами, то ли не с теми историями, которые мне не раз рассказывала мама. Противоречивые эмоции чуть ли не раздирали меня на части…
Пишу, и понимаю, что всё вышеизложенное сумбурно, по-хорошему, стоило бы бóльшую часть текста стереть и начать писать рецензию заново, да только это будет уже не то, не те мысли, не те ощущения, и не те слова.
Пишу, и думаю, что, наверное, никогда больше я не рискну познакомиться с книгами про советских ребят, я уже буду мысленно настраивать себя на то, что их чувства, их мысли и действия неискренни, не такие, как я привыкла, и я не могу, да и не хочу их понимать.
«Много дней впереди» всё так же будет у меня в любимых книгах о детстве, об отваге и мужестве и принятии взрослых решений. И эталоном будет, вот только я с ней ничего сравнивать не буду, дабы не огорчаться…
Над повестью «Старшая сестра», будь она немного другой, я бы призадумалась, и попыталась лучше понять себя и ту, давно ушедшую эпоху, но мне совершенно не хочется этого делать по причинам, которые я попыталась отразить в своей рецензии.
Поставила оценку «5», но это той части, в которой Зина Стрешнева показана старшей сестрой, я её глубоко уважаю на стойкость и смелость, а вот той части про жизнь пионеров мне хочется поставить «2», да и то — с натяжкой, опять же, по причинам, отражённым в рецензии. Противоречиво? Я прекрасно это осознаю, и вполне допускаю, что кто-то скажет, что я не права, и затеет спор о давно ушедших временах. Остановитесь! Ведь рецензия, да и книга, не об этом, она о школьниках, о наших родителях, их детстве, вот об этом и можно поговорить, согласны?
Прочитала повесть, и отметила её галочкой, что ознакомилась, что приняла к сведению те вещи, о которых в ней говорится, но глубоко она меня не затронула.
Насколько я понимаю, книга очень точно отразила общественный уклад и настроение того времени, и "ставить 2" за то, что автор был точным летописцем? Считать чувства советских ребят неискренними только потому, что ты думаешь иначе и твое представление о советских детях было иным?
Твое возмущение вызвано тем, что ты не хочешь поверить, что провинность пионера выносится на обсуждение класса и автор посмела написать об этом в книге?
*****Противоречиво? Я прекрасно это осознаю, и вполне допускаю, что кто-то скажет, что я не права, и затеет спор о давно ушедших временах. Остановитесь! Ведь рецензия, да и книга, не об этом, она о школьниках, о наших родителях, их детстве, вот об этом и можно поговорить, согласны?*****
Невозможно говорить о наших родителях и их детстве не упоминая ушедшие времена, они жили не в вакууме, не в фантазийном мире, а в конкретном обществе, по конкретным правилам и надо принимать это общество и правила такими, какими они были, а не сочинять себе "сферических советских школьников в вакууме".
Если что, то я была и октябренком и пионером, так что могу рассказать о мире советских школьников, если что. )
У меня не столько возмущение, сколько удивление.
Слушай, если у тебя есть вопросы не по книге, пиши мне в личку? А то боюсь, уйдём в сторону от книги.
Не читала