Рецензия Nаtалка на книгу Горячий снег

Конечно не так! Как вообще может быть хоть что-нибудь «так», хоть с кем-нибудь, кто пережил нечто похожее на то, что описано в книге Бондарева «Горячий снег»?

Честно скажу, на мой взгляд, диалоги у Бондарева не получились. Странные какие-то у него диалоги. Непонятные по большей части. Читаешь и никак не можешь понять про что они вообще? Что они в виду-то имеют? Недоговорённости какие-то, полумысли, как будто они говорят диалоги из другой вообще книги. И это создаёт ощущение некоторой бредовости повествованию.

А вот что у автора получилось, так это невероятно красочные и пронзительные описания окружающего разорения, смерти, боли, искорёженности земли и людей. Горячий снег очень хорошо получилось автору описать. Лютый холод в горячем поту. Неутолимую жажду от сжигающего жара и негнущиеся пальцы от лютого мороза декабрьского дня. Полное измождение, необходимость действовать через физическую невозможность действия. Эмоциональное отупение, когда кажется, что всё человеческое, воспитанное в мирное время, выгорает вместе со снегом, железом, резиной и топливом. Когда остаётся только ненависть. Первобытная сила самосохранения, включающая защитные механизмы, когда отметается всё цивилизованное, мешающее выжить в этой мясорубке, где железная многотонная громада споткнулась об орудия и противотанковые ружья, руки и ноги, головы и животы, валенки и полушубки… Споткнулась и покатила дальше, но до конца уничтожить так и не смогла.

«…сейчас ее невозможно было назвать позицией. Черно-угольная, сгоревшая широкая громада танка, подмяв, сдвинув с площадки покореженное, косо сплюснутое стальными гусеницами орудие, чуждо и страшно возвышалось здесь, среди развороченных брустверов, торчащих из земли валенок, клочков шинелей, ватников, разломанных в щепки снарядных ящиков».

Конечно, Бондарев «рисовал» панораму. Не только бойцов, вставших на пути безжалостной громады уничтожения, но и тех, кто поставил их на этой дороге препятствием смерти. И причины, по которым должны они были принять этот беспощадный бой, с минимальными шансами остаться живыми. Я мало что поняла, я плохо себе представляла масштабную картину обороны, да и картину местности я представляла себе плохо. Моё воображение путалось в определении правого и левого, расположения дивизии и её положения относительно станицы. У меня вообще трудности с представлением географических подробностей. Но людей, описываемых автором, я представила себе хорошо. Они были живые абсолютно. Они были разные совершенно. Не строй непогрешимых супергероев со стальными нервами, нет. Со слабостями и страхами, с колотящимися и уходящими в пятки сердцами. Каждый особенный и неповторимый, каждый со своей историей. Кто-то лучше адаптирующийся под окружающую обстановку, кто-то не способный адаптироваться под неё вообще. И все эти люди, эти странные диалоги, эти непонятные отношения между героями и чудное поведение санинструктора Зои, которую я так и смогла понять, всё это до такой степени реально, что невозможным становится не поверить, что всё это, описываемое таким простым и в то же время ёмким языком, правда.

Возможно, я сейчас крамольную мысль выскажу, но самой пронзительной сценой в книге для меня стала сцена с лошадью, которую необходимо было пристрелить. Когда я читала про её глаза, про её попытки встать на переломанные ноги, в порыве доказать, что вот, я живая ещё, я ещё дышу, я ещё могу… я не могла удержаться от слёз. И не один раз сцена эта, первая сцена гибели молодого и полного жизни существа вспоминалась мне на протяжении чтения. Когда наводчик Касымов, не придавая значения дыре в своём боку рвался к орудию, отталкивая санинструктора, крича, что рано его в больные записывать, например… «В этом невидящем прищуре Касымова было тихое любопытство к непрожитой своей жизни на этой земле и вместе спокойная тайна смерти, в которую его опрокинула раскаленная боль осколков, ударившая ему в грудь в тот самый момент, когда он пытался подняться к прицелу».

Да и вся целиком дивизия, размазанная, чужими гусеницами и вдавленная в снег и глину, мёртвая и безмолвная, вдруг очнулась редкими выстрелами с разных позиций по начавшим отступление танкам, как доказательство того, что ещё живы. Ещё можем. Стоим.

Это книга, описывающая настоящий ад. Книга, показывающая, что было. Книга, заставляющая почувствовать этот адский холод и адову жару. Книга, прочитав которую, думаешь только об одном – пусть это больше никогда не повторится.

«Самое страшное, что в эту минуту осознавал он, было не в прожитом за весь сегодняшний бой, а в этой подошедшей пустоте одиночества, чудовищной тишине на батарее, будто он ходил по раскопанному кладбищу, а в мире не осталось никого».

P.S.: так как я незадолго перед прочтением посмотрела одноимённый фильм, правда урывками, не весь полностью, не могу не отметить изумительное воплощение образов генерала Бессонова - Георгием Жжёновым, Николая Кузнецова - Борисом Токаревым, комбата Дроздовского - Николаем Ерёменко (мл.).