Рецензия на книгу «Козлиная песнь»

«Козлиная песнь» К. Вагинов

Строго говоря, по Гамбургскому, так сказать, счету, "Козлиная песнь" -- не шедевр. Но книга странная,что уже немало. То ли законченное произведение, то ли собрание сырых заметок, то ли памфлет, то ли культурологическое эссе. Многое тут, конечно, можно отнести за счет общих мест литературы 20-х годов -- того, что современники называли "новым барокко", подразумевая искусство самоценной детали и ослабленных сюжетных мотивировок. И все же этим дело не исчерпывается. Изложу коротко, как я понимаю эту книгу.
Ключевая тема романа – тема собирательства. Этой страстью одержимы чуть ли не все герои "Козлиной песни", которые собирают все – от старинных монет до надписей на стенах общественных уборных. Мой любимый персонаж -- незабвенный Костя Ротиков, собиратель и ценитель безвкусицы. Другой герой "собирает" по крохам жизнь покойного поэта (прототипом которого послужил Гумилев) -- дело заканчивается тем, что он женится на его вдове, включая ее в свою коллекцию.
Да и сам роман по своей структуре, лишенной линейной фабулы, напоминает коллекцию курьезов – трагикомический коллаж из персонажей, вещей и ситуаций. В центре внимания находится общество петербургских интеллектуалов, незаметно для себя вовлеченных в процесс дегенерации. Плоды этой дегенерации временами забавны, временами гротескны, временами чудовищны – и неразрывно связаны с манией музеификации. Персонажи создают свои приватные музеи, но и сами становятся экспонатами романа-кунсткамеры, автор которого выступает в роли этакого метасобирателя, ароприирующего чужие коллекции заодно с самими коллекционерами.
Странность этой книги отчасти объясняется тем, что она перебрасывает мост между дореволюционной и доавангардной культурой петербургского символизма с его культом классики и высокой культуры вообще и советской повседневностью. При этом среднее звено между ними остается скрытым: это неописуемое реальное, ускользающее от вербализации. Это оно переворачивает с ног на голову традиционную иерархию, смешивает различия, превращает повседневность в музей, а музей – в повседневность. Память об этом событии (авангард? революция?) стерта со страниц романа, однако катастрофическое продолжает оказывать свое разрушительное воздействие на реальность.
Словом, если прав Борхес и "историй всего четыре", то роман Вагинова объединяет черты двух – о гибели богов и об осажденном городе. Получается: гибель богов в осажденном городе.