Рецензия на книгу «Джойс»

«Джойс» Алан Кубатиев

Наконец-то мне в руки попался приличный экземпляр нон-фикшн. Впрочем, серия ЖЗЛ мне всегда нравилась и стабильно оправдывала ожидания.

Конечно же, биографию Джеймса Джойса я выбрала в связи со своим постепенным знакомством с «Улиссом». Скажем так, чрезвычайно постепенным – 3 главы за 3 месяца – это вам не блох ловить. Взявшись за повествование о жизни, характере и творчестве ирландского гения, я надеялась наконец-то разобраться, в чём же заключалась эта его гениальность, которую в принципе никто не оспаривал. Но зачастую и критики, и друзья, и даже сам Джойс добавляли, что простому читателю (lector vulgaris) можно даже не пытаться что-либо понять. И если «Улисс» давал хоть малейший шанс проникнуть в чертоги разума его создателя, то «Поминки по Финнегану» лишали его. Абсолютно всех. Даже тех редких счастливчиков, кто смог насладиться «Улиссом».

Первое издание «Улисса»

«Те, на чью поддержку он надеялся, отмалчивались… Им было трудно читать ее иначе, чем как бесконечную цепь каламбуров, пун, лингвистических шуток, а по-другому они не могли. Сперва удивление, потом раздражение и даже гнев.»

«Книги имеют свою судьбу», эту часть цитаты знали все (из стихотворения древнеримского ученого Теренциана Мавра), но гораздо реже звучало продолжение… «зависящую от способностей читателя». Способности Паунда (поэт, критик, переводчик, друг Джойса) останавливались как раз перед «Поминками по Финнегану». Слабым утешением было то, что таких явно ожидались миллионы.»

Из письма Герберта Уэллса: «Вы повернулись спиной к обычному человеку, к его повседневным нуждам и краткому существованию, к его мышлению, которым воспользовались. И каков результат? Исполинские головоломки. Две ваши последние работы было куда восхитительнее писать, чем когда-либо будет читать. Считайте меня типичным средним читателем. Получу ли я какое-то удовольствие от книги? Нет.»

К тому же некоторые подозревали Джойса в мошенничестве, издевательстве над читателем, якобы ничего такого загадочного и гениального в его книгах нет, это всего лишь жестокая шутка. Да и сам автор порой то ли искренне признавался, то ли снова глумился:

«Тогда же прозвучал знаменитый вопрос: «Почему вы написали книгу таким образом?» Не менее знаменитый ответ последовал мгновенно: «Чтобы следующие триста лет критикам было чем заняться.»

«В ней нет ни одной серьёзной строки… В «Улиссе» записано одновременно все то, что человек говорит, видит, думает и что это говорение, видение, думание делает, все, что вы, фрейдисты, называете подсознанием и что на самом деле ни более ни менее, как чистое мошенничество… Жаль, что публика будет требовать и непременно отыщет в моей книге мораль… Ещё хуже, что они воспримут её серьёзнее, чем надо…»

«Ещё кому-то он говорил, что его роман и вправду безумие, но это выяснится точно лишь через столетие.»

«Поминки по Финнегану» были его последней книгой, странной, тяжёлой, непонятной. Ночной.

«Ночная книга не могла быть написана языком Дня, это Джойс понимал. Но языка Ночи не существовало, его следовало изобрести.»

Джойс был способен на это. Он обладал невероятным чутьём и ощущал все оттенки, движение и взаимодействие слов, мог легко жонглировать ими, трансформировать, соединять в новые и невероятные сочетания. На английском, немецком, итальянском, датском, французском и, чёрт его знает, на каких еще языках.

Главное в его книгах – не содержание, а стиль, ритм, движение звуков. Он советовал заблудшим своим читателям: «Ведь все так просто. Если фраза кому-то непонятна, всё, что нужно, это прочесть её вслух.»

Наверняка в этом и была гениальность Джойса. К сожалению, мы, русскочитающие, лишены возможности наслаждаться её плодами в полной мере – сам автор признавал, что его книги многое теряют при переводе. Он помогал переводчикам подбирать слова, чтобы они звучали в тексте гармонично, с той интонацией, которую вложил в них Джойс. Русский перевод не удостоился этой чести по вполне объективным причинам.

Помимо малопонятности были у Читателя Обыкновенного и другие претензии и страхи. Произведения Джойса очень долгое время не могли быть напечатаны ни в Европе, ни в США из-за их непристойного содержания.

«Печатника, чей суровый пуританский взор не оскорбил бы слог Джойса, всё не находилось.»

«Но большая часть критиков прочитала пьесу как рассказ об эротомане и вуайеристе. Странно было бы ожидать другого. Не успели «Изгнанники» появиться в печати, их дружно признали «грязью». Почти всему, что напишет Джойс впоследствии, достанется тот же ярлык.»

Джойс использовал в своих книгах всё, что преподносила ему жизнь: имена, внешность и характеры друзей, врагов, прохожих, соседей, родни; места, дома, квартиры, улицы, где он когда-то жил, проходил мимо, куда заходил в гости; разговоры со знакомыми и случайно брошенные фразы прохожих, подслушанные диалоги в кафе или поезде.

«Джойс слепляет ипостаси, как экономная хозяйка обмылки…»

«Остальных сограждан занимало только одно – попали они в прототипы или нет. У обладателей книги боязливо спрашивали: «Вы там? А я?»

Почему все боялись оказаться на страницах книг Джойса, я никак понять не могу.

Каким всё-таки был этот гений? Таким же сложным и неоднозначным, как и его произведения.

Он был уверен в своей исключительности и гениальности (писать он начал лет в 10-11 и весьма недурно), но мучительно подозревал всех в предательстве и заговорах. Он ненавидел Дублин и Ирландию, но всю свою жизнь был связан с ними, посвящая им себя, свою душу и творчество. Он покинул берега Эйре, но навсегда остался ирландцем. Он ругался, ссорился и обижал своих друзей, поклонников и меценатов, но каким-то непостижимым образом к нему приходили новые люди, преданные ему и его делу. Он мог быть циничным, сварливым, грубым и недовольным, но все, кто заговаривал с ним, были околдованы его интеллектом и голосом (Джойс очень неплохо пел красивым тенором). Уже при жизни у него были свои личные биографы. 

Он влюбился и прожил всю жизнь с женщиной, которая ничего не понимала в литературе.

И вообще была не особо грамотной. Её письма – это своеобразный поток сознания. Именно его Джойс использует в своих текстах и станет знаменитым. Он боготворил Нору и создавал свои бессмертные произведения ради неё, а она не прочитала ни одной его книги, оставаясь равнодушной к его гениальности. Зато, как любая жена, замотанная бытом, проблемами и безденежьем, Нора бесилась, когда он пил. А пил он очень много. К тому же любые деньги, которые ему удавалось раздобыть (он должен был практически всем в своем окружении) или заработать, мгновенно просачивались у него сквозь пальцы, как песок.

Его дочь была больна шизофренией. Джойс долго не решался это признать, а когда всё же показал её тому самому Юнгу, оказалось слишком поздно. Юнга же он считал наёмником тех, кто хотел поработить его сознание, поэтому питал к нему холодное отвращение. Карл в долгу не остался, сказав, что подозревает у Джойса такое же заболевание, которое не развилось только благодаря необычайной творческой силе писателя.

К концу жизни Джойс был практически слеп (проблемы с глазами преследовали его с молодости), а умер от прободения язвы желудка в возрасте 58 лет в 1941 году, когда в Европе полыхало пламя коричневой чумы.

Джеймс Джойс оставил после себя гениальные тексты и дал возможность, как и предсказывал, спорить, обсуждать, изучать и анализировать всем, кто неравнодушен к его творчеству (джойсоведам и джойсоведкам в основном). А Читатель Обыкновенный до сих пор пытается что-то понять, страдая и мучаясь в обнимку с «Улиссом» и, не дай бог, с «Поминками».