Рецензия на книгу «Очарованный странник»

«Очарованный странник» Николай Лесков

Повесть Н.С.Лескова "Очарованный странник" стоит особняком в ряду его книг, написанных к этому времени, в которых публицистика продолжилась в беллетристике. Высказав хлёсткое отношение к действительности, взбудоражив общество антинигилистической критикой, писатель ищет своего героя с поучительной жизнью. Эта тема была уже подготовлена работой над "Соборянами". И связана она с раздумьями автора о духовном в человеке. Ожили мысли о душе после поездки на Валаам неслучайно. Ещё раньше в детстве он любил рассказ-притчу бабушки о неразменном рубле, ту подсказку для человека, ищущего праведного пути. Да со временем отодвинулась притча. Встречи с людьми духовного звания, может быть, уже нашедшими свет истины, оживили её.

У Лескова так часто происходило, что-то вдруг "торкало" неожиданно то ли словом, то ли случаем из ряда вон выходящим, и возникали будоражищие образы. Да и тема была одной из любимых автором.

Поиск человеком пути, своего, только ему предназначенного, может оказаться таким непостижимым и многотрудным, что не каждый способен увидеть тот свет, к которому он стремится. Но если человек не просто словесно предсказывает его себе, а чувствует всем нутром суть его, то верится, что придёт он к этому свету, с чего бы ни начинался его поиск.

А путь каждого начинается с рождения и детства. Как и всякое житие. А во всяком житии посылается человеку его доля испытаний. И что поможет в этом случае сделать рассказ более выразительным, как не жанр древнерусского жития. Именно его и выбирает Лесков, только летописцем становится сам герой Иван Северьянович Флягин.

Большое значение придаёт автор выбору названия. Первоначальное название повести "Черноземный Телемак" вносило изрядную порцию иронии в содержание и явно противоречило идее. Какие уж у Телемака духовные поиски. Да и сам Иван Флягин не сразу понял и принял свое предназначение. Легко переступив родительский порог, он нескоро познал, как далеко до Бога от его порога. И что есть порог для человека, а что он для Бога. Вот и грешил Иван Флягин, что называется, безбожно -- от убийства птенца до убийства души. Все искушения перепробовал, не боясь захлебнуться. Пускался во все тяжкие, не задумываясь о гибельности страстей. Легко шёл напролом, чтобы силой своей потешиться.

Жизнь в плену оказалась той точкой в испытании, которая пробудила Флягина от покорности обстоятельствам. До сих пор он подчинялся случаю. И только плен, отдаление от родины пробуждают желание повернуть себя.Мысли о прошлой жизни воскрешают радостное переживание её. Он бездумно уходил от неё, этой привычной жизни, а она вот его настигла, и зов этот как жажда в пересохшем горле. Странник-то, странник, но и его тянут к себе родные звёзды. Да и не пропащий он, ведь был одарен великим знанием лошадей, была в нём простота и искренность, готовность прийти на помощь.

Буйное безрассудство Ивана Флягина отодвигало всё дальше порог храма, которому он был обещан: "Всю жизнь свою я погибал, и никак не мог погибнуть".

И невольно приходят на ум слова Лескова о себе: "Всю жизнь меня топили, но не утопили". Много родственного у Лескова с своим героем. Многое в облике Ивана Флягина оказалось предсказательным и для автора. Лесков, отрицая религиозную формальность, душой тянулся к постижению того состояния, когда "приходит нежданная помощь: откуда-то кто-то возьмётся и покажет «где бог»... и тогда сейчас же опять обозришься, всех своих тогда чувствуешь в собственном сердце, и ни с одним из них уже не боишься расстаться, потому что «у всех напоённых одним духом должно быть одно разумение жизни" (Н.Лесков. "Томленье духа", 1890 г.) .

Многотрудный и унижающий путь мытаря, который прошёл Иван Флягин, чтобы приблизиться к порогу Бога, как будто был предначертан автором для себя. Оба утешали себя мыслью "ведь ты русский человек? Русский человек со всем справится".И да, справились оба. Общая любовь к русской земле питала и давала силы.

Как усну, а лиман рокочет, а со степи теплый ветер на меня несет, так точно с ним будто что-то плывет на меня чародейное, и нападает страшное мечтание:

...И с этим, что вижу, послышались мне и гогот, и ржанье, и дикий смех, а потом вдруг вихорь... взмело песок тучею, и нет ничего, только где-то тонко колокол тихо звонит, и весь как алою зарею облитый большой белый монастырь по вершине показывается, а по стенам крылатые ангелы с золотыми копьями ходят, а вокруг море, и как который ангел по щиту копьем ударит, так сейчас вокруг всего монастыря море всколышется и заплещет, а из бездны страшные голоса вопиют: «Свят!»