Рецензия на книгу «Любавины»

«Любавины» Василий Шукшин

Любавины…Глупый советский фильм («Конец Любавиных»!), тупое предисловие к книге, написанное неизвестно кем, шаблонные выводы, передающие нам всю нелицеприятность «нетрудового» народа. Шукшин ты, наш Шукшин. Он всех обманул. В произведении так здорово и точно описаны мужественные, негнущиеся характеры «кулаков» - вернее тех, кто твердо умел стоять на ногах и хотел быть человеком. Да, немного угрюмы и высокомерны. Да, всех преследуют неудачи в личной жизни. Да, все кончилось для них плохо. Ну и что. Кому дарована великая судьба – тот готовится к одиночеству. И «лучше один раз напиться живой крови, чем триста лет питаться падалью». А какие образы!
Старик Емельян Спиридоныч – огромный и угловатый, как коряга. Весь зарос волосами. Волосы растут у него даже в ушах. Скуластое, грубой ковки лицо не выражает ничего, кроме презрения. Уважал Емельян в человеке только силу. Хозяйство за жизнь сколотил крепкое, гордился этим и учил сынов жить так же. Сумеют – можно лучше. Сыны не то что уважали его, скорее – побаивались, поэтому слушались.

Тонким девичьим организмам не очень нравятся подобные описания, но у меня они вызывает дикую симпатию и приступы хохота.
Емельян Спиридоныч только что проснулся, сидел на лавке, разогретый сном, пил с передышками квас. Блаженно кряхтел.
Егор вошел с улицы – полушубок нараспашку. Не снимая шапки, сразу начал:
– Тять, хочу жениться.
– Хм. Кого хочешь брать?
– Марью… Попову.
Емельян Спиридоныч отставил ковш. Даже не захотел повысить голос.
– Ты што, смеешься надо мной?
– Не смеюсь. Люблю девку.
– Иди кобылу мою полюби. Здоровый балда, а умишка ни на грош. Больше не подходи ко мне с таким разговором.
– Тогда сам пойду сватать, – решил Егор. – Со мной не будет, как с Кондратом, – он, не поворачиваясь, стал отходить к двери. И хоть он и ждал этого, едва успел увернуться: ковш, брызгая во все стороны квасом, пролетел около его головы, ударился о косяк и, звякая, покатился по полу.
– Собака! Научились с отцом разговаривать!! – послал Емельян Спиридоныч громовым голосом вслед сыну.

Четыре сына Емельяна Спиридоныча и названы емким именем нарицательным «Любавины». Твердолобый и прямолинейный Кондрат, хитрый и обходительный Ефим и двое младших – разухабистый Макар и отчаянный Егор.
«Банда», в которую уходит Макар и в которой становится главарем – лишь группа людей, не желающих жить под гнетом советской власти.
Влюбчивый Егор, который не вступает в конфликт с властью из-за любви к обыкновенной девушке Марье, хорошо характеризует политическую ситуацию в России «голытьба к власти пришла. Радуются…Не нарадуются»
Образы пролетариев, которым так много внимания уделялось при советской власти в основном безлики и неинтересны. Они были подкинуты Шукшиным для критиков в виде собачьей кости. «Самый сильный» глупый кузнец Федор, несчастный убогий старик Попов, общий беспредел советской власти.
Игнатий Любавин. О_о

Игнатий Любавин жил на заимке. Один.
Они с Емельяном были сводные братья – от разных матерей. Роднились плохо. Редко бывали друг у друга – только по надобности какой.

Емельян Спиридоныч не выносил старшего брата. За скрытность. «Никогда не поймешь, что у него на уме. Темно, как в колодце», – говорил Емельян. Игнатий отвечал тем же. И в минуты нехорошей откровенности, посмеиваясь, высказывал, что думал о Емельяне Спиридоныче: «Крепкий ты, Емеля, как дуб, и думаешь, что никакая сила тебя не возьмет. А дуб срубить легко».


Последняя фраза навсегда вошла в мою жизнь.
Ужимки сельских жителей колоритны и юмористичны.
О том, что они, Клавдя и Кузьма, хотят пожениться, Клавдя объявила утром, когда завтракали:
– Тять, мам, я замуж выхожу.
Агафья вскинула глаза на Кузьму и опустила. А Николай, удивленный, спросил:
– За кого?
– Вот за него, за… Кузьму.
Николай еще больше удивился. Но и обрадовался. Ему нравился Кузьма. После смерти Платоныча он всячески хотел помочь парню, но не знал, как можно помочь. Только он никогда не думал, чтобы они – его дочь и Кузьма – сообразили такое дело.
– Я согласный, – сказал он.
Агафья не так представляла себе сватовство. Даже огорчилась.
– Так уж сразу и согласный! – накинулась она на мужа. – Отмахнулся! Одна-единственная доченька… – она вытерла воротом кофты повлажневшие глаза. – Зверь какой-то, а не отец.
Николай растерялся. Посмотрел на Кузьму. Тот сам готов был провалиться на месте.
– А ты… не хочешь, что ли? – спросил Николай жену.
– Причем тут «хочешь», «не хочешь»? Никто так не делает. Не успели заикнуться – он уж сразу согласный.



Стиль и форма написания произведений Шукшиным всем известны. Кажущаяся простота изложения очаровательна и мы невольно переносимся в сибирскую деревушку Баклань 20-х годов. Хватаем ружья, садимся на коней и ну, стрелять советских гадов. Эх, Шукшин, не дожил…